Михаил плоткин. Плоткин михаил николаевич - герой советского союза Плоткин продюсер

Плоткин Давид Владимирович

Балетмейстер, режиссёр.

Родился 31 августа 1935 года в Москве.
Окончил Московское хореографическое училище (1954) по классу А. Мессерера, где уже пробовал ставить номера. В течение года (1955) танцовщик в Государственном ансамбле народного танца, воинскую повинность (1956) отбывал в Ансамбле Северного флота. В 1957-1959 годах работал в Ансамбле ПВО.
С 1960 года работал в Хореографической мастерской Москонцерта, где вместе с партнерами - Е. Уколовой и В. Хватковым исполнял номера собственной постановки: «Топ-Топ» на музыку Исаака Дунаевского, 1960, «Цыганский», музыка народная, 1961, «Воскресная прогулка», музыка А. Броневицкого, 1963.
В 1965-1969 годах учился в ГИТИС на балетмейстерском фак-те (курс профессора Ростислава Захарова).
С 1963 года - балетмейстер, а с 1967 по 1971 годы - главный балетмейстер Московского мюзик-холла (танцевальные сцены - «Русская зима», муз. И. Космачева, 1964, «Мой любимый цвет- красный», музыкальная композиция по произведениям Ф. Шопена и революционных песен, 1968. Для акробатов братьев Б. и В. Ворониных придумал оригинальный номер - «Гномики» (на мелодии фильмов Уолта Диснея, 1965).

Ушёл из жизни 10 сентября 2003 года.
Продолжая работать с артистами Хореографической мастерской Москонцерта, создал много номеров, в том числе: «Привет, Бони-М!» для В. Загороднюка (1978), «Каскадеры» для В. Барановского, В. Носана (муз. А. Пахмутовой, 1984), «Гармонь» для О. Крайневой, В. Гусева (муз. Е. Кузнецова, 1983), «Русский дуэт» для Н. Новичковой, В. Носова (муз. народная, 1983).
В Московском Театре эстрады Плоткин поставил для женской танцевальной группы: «Дороги» (муз. А. Новикова) и «Регулировщицы» (муз. М. Блантера, оба 1975), «Красный сарафан» (муз. народная, 1976), «Девчата» (муз. Пахмутовой, 1976).
В течение ряда лет Плоткин связан с Московским театром оперетты. Давид Плоткин - режиссёр и хореограф в одном лице, каковое сочетание - настоящая находка для такого жанра, как оперетта.
В качестве хореографа принимал участие в постановках: «Золотые ключи» (муз. А. Зацепина, 1973),
«Весна в Москве» (муз. Н. Богословского, 1979) и др.; режиссёр-хореограф - «Свадьба Кречинского» (муз. А. Колкера, 1975) и др. К постановкам Плоткина, включавшим танцевальные эпизоды, относятся также: спектакль для В. Толкуновой - «Русские женщины» (муз. И. Катаева, 1988); конная пантомима для цирка на Воробьевых горах - «Гусарская история» (муз. Т. Хренникова, 1988), многочисленные праздничные представления: «Елка» в Кремлевском Дворце съездов и в Лужниках (с 1971 по 1994) и др. Как хореограф-постановщик Давид Плоткин работал во многих странах мира. Богатая балетмейстерская и режиссёрская фантазия, чувство юмора, разносторонняя подготовка, большая работоспособность сделали Плоткина одним из активно действующих на эстраде балетмейстеров. Из последних работ - постановки для ансамбля "Юный Москвич", удовольствие от которых получают не только зрители, но и сами юные исполнители.
Жизнь его не слишком баловала, подчас нанося незаслуженные обиды; помимо всего прочего, Давида Плоткина почему-то не утвердили на звание заслуженного деятеля искусств, хотя он этого, бесспорно, заслуживал. О том свидетельствует множество отличных номеров, поставленных им в ту пору, когда на нашей эстраде выступали ярко индивидуальные танцоры. Плоткин умел выявить их индивидуальности и наиболее выгодно преподнести публике.

два ордени Ленина, орден Красного Знамени.

Звания

Должности

помощник командира эскадрильи 1-го минно-торпедного авиационного полка 10-й бомбардировочной авиационной бригады военно-воздушных сил Краснознамённого Балтийского флота

командиром 3-й Краснознаменной эскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка ВВС БФ

Биография

Плоткин Михаил Николаевич родился 2 мая 1912 года в селе Ардонь ныне Клинцовского района Брянской области в семье служащего. Еврей. Окончил 7 классов и школу ФЗУ. Работал на московском автозаводе.

В Красной Армии с 1931 года. Окончил военную авиационную школу лётчиков. Член ВКП(б) с 1939 года. Участвовал в советско-финляндской войне 1939-40 годов. В боях Великой Отечественной войны с июня 1941 года.

Помощник командира эскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка (10-я бомбардировочная авиабригада, ВВС Краснознамённого Балтийского флота) капитан Плоткин М.Н. в ночь на 8 августа 1941 года под руководством командира авиаполка полковника Преображенского Е.Н. участвовал в первом налёте советской авиации на столицу гитлеровской Германии - Берлин, а на следующий день, 9 августа 1941 года вторично бомбил его.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 августа 1941 года за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом геройство и мужество капитану Плоткину Михаил Николаевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (№ 522).

После дерзких налётов на столицу "третьего рейха" и тылы врага отважный лётчик выполнял задачи по защите с воздуха города Ленинграда. 7 марта 1942 года при выполнении боевого задания майор Плоткин М.Н. погиб. Похоронен в городе-герое Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) на кладбище Александро-Невской Лавры (Коммунистическая площадка).

Награждён 2-я орденами Ленина, орденом Красного Знамени.

Биография предоставлена Уфаркиным Николаем Васильевичем (1955-2011)

Источники Герои огненных лет. Книга 1. М.: Московский рабочий, 1975 Герои Советского Союза Военно-Морского Флота. 1937-1945. - М.: Воениздат, 1977

Наградной лист
На командира 2-й авиаэскадрильи 1-го Авиаполка 8-АБ ВВС КБФ Героя
Советского Союза Капитана Плоткина Михаила Николаевича. Орден
Красное Знамя
Год рождения – 1912 года
Национальность – еврей
Со. Положение и происхождение – рабочий из рабочих
Партийность и стаж – член ВКБ (б) с 1932 года
С какого времени в РККФ – с 1931 года

Участие в гражданской войне – не участвовал
Ранения и контузии – не имеет
Предоставлялся ли ранее к награде и за что – в 1940 г. за образцовое
выполнение боевых заданий в войне против белофиннов. В 1941 году за
героизм при выполнении боевых заданий против германского фашизма.
Какие имеет поощрения и награды и за что – Орден Ленина – 1940 год,
Присвоено звание Герой Советского Союза – 13.08.1941 год.
Служба в белой или других буржуазных армиях и пребывание в плену – В
белой армии не служил, в плену не был.
Капитан т. Плоткин за период войны против германского фашизма сделал
56 боевых вылетов. Летал бомбить военно-морские базы; Мемель, Штеттим,
Кенигсберг, Або, Виндава и Котка. Бомбовым ударом громил танковые
колонны противника у г. Двинска, Пскова, Чудова, ов. Самро, четыре раза
бомбил г. Берлин. За героизм проявленный при бомбоударах по городу
Берлин капитану т. Плоткину 13.08.1941 присвоено звание Герой Советского
Союза.
С 20-го августа совершил 14 успешных боевых вылетов, из них 6 вылетов
ночью. В сложных метеоусловиях произвёл бомбардировочный удар по ж/д
станции Псков, в результате бомбоудара разрушено здние и ж/д полотно.
Наблюдались большие очаги пожаров. Бомбил аэродром Гривочки, бомбы
сброшены на северо-восточную часть аэродрома, после удара возникли очаги
пожара, экипаж был обстрелян сильным зенитным арт. огнем.
С высоты 150 метров бомбил станцию Нарва и Кингисепп, разрушено
станционное здание, ж/д полотно и часть вагонов эшелона стоящего на
станции. Подтверждено спер. сводками АП.
За произведенные 14 успешных боевых вылетов заслуживает
Правительственной награды.
Командир 1-го авиаполка Герой Советского Союза Полковник
(Преображенский)
Военком 1-го Авиаполка Полковой комиссар (Оганезов)
28 декабря 1941 года.
Достоин правительственной награды Ордена «Красное Знамя».
Командир 8-й авиабригады половник (Логинов)
Военком 8-й авиабригады Бригадный комиссар (Александров)
30 декабря 1941 года.

25.12.2013 12:04

Во второй половине 60-х годов в отечественном лексиконе еще отсутствовали такие слова, как «продюсер», «импресарио», «менеджер». Тем не менее, люди этих профессий в нашей стране уже начали появляться. Михаил Плоткин был одним из первых отечественных продюсеров… Мы стали расспрашивать его о работе продюсером в те далекие советские годы, и он с увлечением начал свой рассказ.

Михаил Владимирович, скажите, как вы в те далекие времена назывались официально?

Я был бригадиром.

Серьезно! А в моей трудовой книжке было написано «рабочий по перемещению музыкальных инструментов». Зарплата у меня тогда была 62 рубля 50 копеек в месяц. Плюс один рубль с копейками суточные во время гастролей. И всё! Никаких премиальных у меня тогда не было. Позже я стал заведующим художественно-постановочной частью и тогда уже получал 110 рублей в месяц, сорок процентов премиальных плюс суточные 2 рубля 60 копеек. Когда мне повысили зарплату, я с волнением подсчитывал, сколько заработаю на суточных, когда поеду на гастроли. По тем временам такие суточные были для меня настоящим кладом!.. В то время действительно еще не было ни продюсеров, ни импресарио, ни менеджеров. Но всё идет вперед. Не хочу говорить о коллегах плохо, но когда я вижу некоторые афиши, на которых написано «импресарио» или «продюсер», то становится грустно. Ведь продюсер – это тот, кто по-настоящему вкладывает свои деньги и силы в своих артистов, раскручивая их. Но у нас далеко не все такие. В первую очередь к настоящим продюсерам я отношу Бари Каримовича Алибасова. В 80-х годах он со своей рок-группой «Интеграл» собирал аншлаги, ее очень любила публика. Позже он создал не менее популярную группу «На-На»…

А с чего вообще началась ваша карьера в шоу-бизнесе?

Мой папа был музыкантом. Он играл в разных ансамблях ударником. И вот когда он работал в театре «Ромэн», я, жидовский ребенок, однажды вышел на сцену с цыганскими ребятами и выиграл конкурс. В результате попал в цыганский театр с детской ролью в спектакле «Мариана Пинеда» по пьесе Федерико Гарсии Лорки. Представляете? Я уже тогда играл в одном спектакле с Николаем Алексеевичем Сличенко и его женой Тамиллой Агамировой! Но потом мой папа умер, и я пошел по еврейской стопе – в торговлю. В шестнадцать лет моя мама устроила меня в магазин продавцом. Да-да, я торговал обувью. Самое интересное, что во мне уже тогда начали проявляться администраторские способности. Я обнаружил, что в магазине на Красной Пресне такая же обувь стоила на три рубля дешевле. И я там покупал, а у себя продавал. Поймите, я рос в бедной семье. Папа был музыкантом, он не был дельцом. Мама работала только в молодости, когда поднимала троих детей. Когда папа умер, я ушел из школы и стал работать… Из обувного магазина я перешел в магазин инструментов, что был на Кировской. Продавал всякие напильники, плашки, метчики. И вот однажды в «Вечерке» я прочитал объявление, что популярные артисты-куплетисты Александр Шуров и Николай Рыкунин объявили конкурс в свою студию при Театре Эстрады. И вот я, будучи продавцом, пошел туда. Вышел, станцевал, и Рыкунин мне говорит: «Цыган, идите сюда». Ему очень понравился мой цыганский танец. Так я и попал к этим артистам. Они взяли меня в свою студию, которая располагалась в ДК «Метростроя» на Курской. И можете себе представить? Хореографию там нам преподавал сам Борис Сичкин! Потом Шуров и Рыкунин что-то во мне увидели и предложили устроиться к ним работать. Я тут же бросил торговлю и с огромной радостью пошел к ним рабочим по перемещению музыкальных инструментов на зарплату 62 рубля 50 копеек. Я уже тогда почувствовал, что пришел в своё. Постепенно Шуров и Рыкунин начали выпускать меня на сцену. Я выходил на одну сцену с квартетом «Аккорд», ансамблем «Советская песня», Леонидом Гариным! Затем Шуров и Рыкунин поехали за границу, а рабочих туда не брали. И Москонцерт, в котором я тогда числился, отдал меня работать к знаменитому миму Борису Амарантову. Помните, он еще в фильме «Попутного ветра, «Синяя Птица» какого-то шпиона играл? Он был безумно популярен! Люди шли на большие сборные концерты лишь ради одного номера Бориса Амарантова «Ке-ля-ля»... А позже Москонцерт перевел меня к певцу Эмилю Горовцу. И тоже рабочим по перемещению музыкальных инструментов.

В конце 60-х в СССР появился новый уникальный музыкальный жанр – ВИА. Вы были одним из тех, кто стоял у его истоков.

Я работал с Эмилем Горовцом, и в один прекрасный день он мне говорит: «Мишенька, я собираюсь уезжать из страны, на меня начались гонения, подумай, пожалуйста, о своей дальнейшей работе». И меня пригласили в хореографический ансамбль Тамары Головановой «Сувенир», предложив очень хорошие условия работы – заведующим художественно-постановочной частью с окладом 110 рублей. Это тоже было всё в рамках Москонцерта. В «Сувенире» я развернул бурную деятельность. Ездил в Ленинград, доставал там пуанты, в театре Станиславского и Немировича-Данченко я нашел для танцоров обувь, с помощью журналистки Валентины Александровны Терской организовал о «Сувенире» шикарную статью в журнале «Эстрада и цирк», и т. д. То есть фактически я уже выполнял работу администратора. А в «Сувенире» в то время танцевала Танечка – на тот момент супруга руководителя «Веселых ребят» Павла Яковлевича Слободкина. Более того, у Слободкина еще работал звукорежиссером и Эдуард Назаров – бывший музыкант Эмиля Горовца. От них-то Павел Яковлевич узнал обо мне и пригласил к себе директором. В мои обязанности входили не только концерты «Веселых ребят», но и костюмы. В общем, я осуществлял общее техническое руководство. А всей музыкой, естественно, занимался Павел Яковлевич Слободкин. В авторы или соавторы песен, в отличие от некоторых моих коллег, я попасть не стремился… Вспоминаю, как когда-то мне для ансамбля «Надежда» приносил свои песни композитор Илья Словесник. И он тогда мне предлагал быть соавтором его песен. Я счастлив, что Господь был тогда со мной и уберег от этого соблазна. Я сказал Словеснику: «Я не хочу чужого, мне достаточно того, что я делаю». А представьте, если бы я тогда согласился. Прошло бы время, и сегодня Словесник бы про меня всем говорил: «Козёл он, этот Плоткин. Вписался ко мне в соавторы, а теперь получает мои авторские»… Итак Слободкин тогда пригласил меня к себе на работу. Позже он не раз мне говорил, что у меня он тогда очень многому научился. Всему, чему я в свою очередь научился у Эмиля Горовца: тому, как правильно организовывать концерты, тому, что артистам надо подавать дорогие машины и селить их в люксы. Еще Эмиль Горовец меня постоянно учил: «Ни у кого ничего не проси. Всегда делай так, чтобы просили у тебя».

Сколько вы проработали с «Веселыми ребятами»?

Где-то пару лет. Потом перешел работать в «Самоцветы».

Эти ансамбли шли разными путями. «Веселые ребята» не заигрывали перед властями, никогда не пели гражданских песен, играли в основном «фирмУ». «Самоцветы» же, наоборот, часто пели про комсомол, про БАМ, про «мой адрес Советский Союз», и т. д., благодаря чему они стали главным официальным ансамблем страны. Поэтому «Самоцветов», в отличие от «Веселых ребят», гораздо чаще крутили по радио и телевидению, они выпускали пластинки одну за другой. Скажите, именно это было решением перейти из «Веселых ребят» в Самоцветы»?

Скажу честно: не из-за творчества. Руководителя «Самоцветов» Юрия Маликова я знал еще до Павла Слободкина, когда он работал контрабасистом у Горовца. А может и еще раньше… Сейчас уже точно не помню, но вроде бы из-за какой-то ссоры со Слободкиным я решил от него уйти. И Юрий Федорович стал тогда приглашать меня к себе. Вообще, все эти переходы – это жизнь, без этого просто невозможно… В общем, благодаря дипломатичности Юрия Маликова к нему я перешел без каких-либо проблем. Хочу подчеркнуть, что «Самоцветы» тогда еще выступали в полупустом зале летнего театра ЦДСА, в то время как «Веселые ребята» собирали дикие аншлаги в Лужниках. Кстати, тогда вслед за мной из «Веселых ребят» в «Самоцветы» также перешел и солист Юрий Петерсон. А в то время все девочки от него просто с ума сходили! Он был саксофонист, солист - не так, чтобы красавец, но секси. Нет, он не наш, еврейчик, он – прибалт. И тогда из-за Петерсона очень много публики «Веселых ребят» перешло к «Самоцветам».

Помните ли вы вашу самую первую загранпоездку?

В свою самую первую загранпоездку я съездил с «Веселыми ребятами» в Чехословакию. Помню, когда мы туда приехали – а это был 1970 год, то есть всего пару лет спустя после знаменитых чехословацких событий 1968 года, - у нас на автобусе кто-то написал: «Убирайтесь вон, совеЦкие собаки!» И когда мы с «Веселыми ребятами» работали в Праге в зале «Люцерна», чехи из-за тогдашнего негативного настроя ко всему советскому сильно окрысились на Павла Слободкина за песню на военную тему – о памяти павших отцов и дедов. Чехи даже не давали ставить «Веселым ребятам» нормальный свет на сцене. Был целый скандал. И Павел Яковлевич сделал потрясающий ход. Он посадил за рояль солиста «Веселых ребят» Леонида Бергера и попросил его, чтобы тот проверил микрофоны. И когда Лёня запел, то у всех чехов отвисли челюсти. Помню, чехи сказали мне: «Пан менеджер, то не советский певец, то ви купили его для тур по Чехословакия». Они даже не могли себе представить, что так могут петь советские исполнители! И после этого у них уже больше не возникало никаких разговоров и претензий.

Скажите, а с советскими органами безопасности вам иметь дело приходилось?

Была у меня очень интересная история. В то время я работал с «Самоцветами». Это было не то в 1972, не то в 1973 году, уже и не помню. Вы знаете, когда человек рассказывает о себе всё точно, считайте, что половину он врёт… Так вот однажды прихожу в Москонцерт, а мне и говорят: «Миша, зайди в отдел кадров». Зашел, познакомился там с каким-то человеком. И он мне говорит: «Хотелось бы с вами встретиться». Приезжаю в какой-то жилой дом, что рядом с метро «Сокольники», нажимаю кнопку звонка. Дверь открывает женщина в фартучке. Захожу, а на меня с портрета, что висит на стене, смотрит товарищ Дзержинский! И тот человек, что меня туда пригласил, говорит: «Здрасьте. Я знаю, что вы собираетесь ехать в Чехословакию с «Самоцветами». Вы же там уже с «Веселыми ребятами» были, правильно?» Я говорю: «Был». Он мне: «У нас к вам большая просьба. Мы вам дадим телефон нашего человека. И обо всем, что вы увидите там недостойного по отношению к советским артистам, пожалуйста, телефонируйте ему». Я был сильно удивлен такому предложению… К счастью, дожив до нынешнего возраста, сегодня я всем людям могу нормально посмотреть в глаза. Меня потом еще не раз вызывали и предлагали стучать, но я твердо стоял на своем: «Я из Марьиной Рощи, маленький такой еврей. Я ничего не знаю. А если бы и знал, то тоже бы не сказал, но я ничего не знаю»… Я знавал в своей жизни некоторых людей, которые хвалились: «Меня тоже вызывали, но я их послал!» Так вот считайте, что такие абсолютно точно стучат. Потому что всё это вранье, никто никогда у них там не выпендривается. Ни раньше, ни сейчас, ни завтра. Когда ты приходишь в органы, ты попадаешь в их руки.

В середине 70-х годов появился вокально-инструментальный ансамбль «Лейся, песня», и на его пластинках ваше имя уже значилось в качестве руководителя – на пару с Валерием Селезневым. То есть до этого вы работали при других руководителях, а теперь сами стали руководителем ВИА. Как вы к этому пришли?

Валерий Селезнев в то время был соло-гитаристом «Самоцветов». Потом он из «Самоцветов» ушел, и его пригласили в ансамбль «Витязи» Кемеровской филармонии, который позже переименовали в «Лейся, песню». Вся музыка, аранжировки «Лейся, песни» были сделаны Валерием. Хорошо, что туда пришел еще и я, хотя, конечно, при плохой музыке я в одиночку тоже ничего не смог бы сделать. Ведь сначала – творчество, потом всё остальное… От Маликова я ушел сначала в музыкальный спектакль «Порги и Бесс». И доказал, что могу успешно работать и с таким тяжелым проектом. Ведь одно дело ВИА и совсем другое – «Порги и Бесс». Лишь потом на меня вышли «Лейся, песня», ведь меня тогда уже многие знали. И большое спасибо Светлане Анатольевне Масляковой, благодаря которой «Лейся, песню» сразу же показали на телевидении в передаче «Служу Советскому Союзу» с шестью песнями!

После выпуска «Лейся, песней» нескольких маленьких пластинок вскоре ваше имя исчезло из руководителей, остался один Валерий Селезнев. Что же тогда произошло?

К сожалению, Валерий Селезнев и с ним еще несколько очень талантливых ребят, среди которых был и солист Владислав Андрианов, не выдержали бремени славы. Они стали вести себя немножко звездно. К тому же еще и выпивать начали. Стали считать, что я уже больше им не нужен. Они начали вести себя по отношению ко мне не очень корректно, дескать «мы сами с усами». Хотя худсовет, который принимал первую пластинку «Лейся, песни», я не только сам организовал, но и сам привозил на нашу базу. Такого раньше никогда ни у кого не было. И песни к этой пластинке тоже подбирал я. Я как бы для прикрытия взял просоветскую песню Романа Майорова «Люблю тебя, земля» и лирическую песню с армейской тематикой Серафима Туликова «Последнее письмо». Тогда я рассуждал так: одна песня просоветская, другая – Туликова, против которого тоже никто не осмелится возражать. И к этим двум песням добавил третью – «Прощай» никому тогда еще не известного композитора Вячеслава Добрынина. Именно она своей новизной была на две головы выше, чем всё то, что вообще было на нашей эстраде. «Прощай» тогда сразу взбудоражила всю страну. А следующей пластинкой «Лейся, песни» был миньон с песнями Давида Тухманова, с которым я познакомился, еще когда работал у Эмиля Горовца. Помните, на той пластике была знаменитая «Песенка про сапожника»?

Потом вы, уйдя из «Лейся, песни», организовали ваш собственный ВИА «Надежда». И вот если взять вышеприведенную аналогию сравнения «Веселых ребят» с «Самоцветами», то получается, что «Лейся, песня», из которой вы ушли, тяготели к «фирменным» песням, а в репертуаре вашей «Надежды» появилось много песен с гражданской тематикой – о комсомоле, БАМе, и т. д. Почему вы тогда пошли по пути «Самоцветов», а не по пути «Веселых ребят»?

Потому что я понимал, что при существовавшей тогда у вокально-инструментальных ансамблей сильной конкуренции я иначе не выскочу. Кстати, название «Надежда» нам придумал Чермен Касаев – заведующий отделами эстрадной песни Всесоюзного радио и Центрального телевидения. При очередной встрече с поэтом Николаем Добронравовым, он вдруг воскликнул: «Мишка, есть название! «Надежда». Потом перезвонил мне вечером, и сказал, что с Пахмутовой и Добронравовым он обо всем договорился.

Когда у вас была «Надежда», созданная вами «Лейся, песня» продолжала существовать. Интересно ли вам было следить за их творчеством?

Нет. Я был обижен на Валеру Селезнева и Влада Андрианова, царство им небесное. Ведь после моего ухода из «Лейся, песни» с Селезневым начало происходить примерно то, что было с Борисом Николаевичем Ельциным. Рядом с Валерой стали крутиться всякие жулики, которым очень легко было управлять пьяницей. И все были довольны, что я им больше не мешал. Поэтому фактически «Лейся, песней» руководили все, кто хотел. Просто стригли на этом бабки – и всё.

Одним из самых ярких солистов «Надежды» был Игорь Иванов, который из «Лейся, песни» ушел к вам в «Надежду». Но потом он уходил из «Надежды» в «Поющие сердца», затем снова возвращался в «Надежду». Почему?

Игорь, как и многие другие музыканты, вкусил славы и ушел в «Поющие сердца». Съездил с ними за границу, что, наверное, его и подвигло тогда от меня уйти. «Поющие сердца» были более выездными, чем мы. А потом, когда, наверное, понял, что у меня условия были более человеческими, чем у них, он вернулся. После возвращения я пробил Игорю ставку уже не как артиста ВИА, а как вокалиста, что по тем временам было очень тяжело. Но самое главное, я благодаря своим связям выбил для него разрешение работать целым отделением.

Сейчас вы с Игорем Ивановым общаетесь?

Да, мы дружим.

Руководители вокально-инструментальных ансамблей переманивали друг у друга солистов очень часто. Скажите, руководители из-за этого сильно враждовали друг с другом?

Думаю, что нет. Лично у меня разборок с другими руководителями вообще никогда не было. Как поется в одной песне, «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».

Скажите, с Аллой Пугачевой вам когда-либо работать приходилось?

Приходилось. Еще в 60-х годах, когда я работал у Эмиля Горовца, я дружил с Юрием Павловичем Беловым – режиссером, педагогом, заведующим отделения эстрады и клоунады Циркового училища. И однажды он попросил сделать гастроли его студентам. Нам тогда нужна была пианистка, и к нам пришла милая очаровательная девочка Алла Пугачева. Когда я узнал, что она еще и потрясающе поет, я попросил в Росконцерте, чтобы ей дали ставку чуть побольше, чем остальным. И Пугачева стала получать не как аккомпаниатор, а как вокалистка: пять рублей за выступление и еще четвертушку (25% от ставки – авт.) за аккомпанемент. То есть шесть двадцать пять за концерт.

Сейчас у вас с ней какие отношения? Дружите?

В начале 80-х годов, еще до Перестройки, в СССР мода на ВИА начала спадать. И многие руководители вокально-инструментальных ансамблей стали на их базе создавать новые поп- и рок-группы. Виктор Векштейн на базе «Поющих сердец» создал «Арию», Матвей Аничкин свои «Молодые голоса» переделал в «Круиз», Игорь Гранов из «Голубых гитар» сделал синтез-труппу «Игра», у Сергея Березина вместо «Пламени» появился «Нескучный сад» и т. д. Почему вы не преобразовали в какую-нибудь подобную группу свою «Надежду»?

На самом деле я тоже предпринял тогда попытку сделать на базе «Надежды» «Вираж». У меня даже где-то их фотки сохранились. Но «Вираж» поработал совсем немного. Уже не помню, почему у нас не получилось. Наверное, у меня просто не хватило сил.

А вообще почему «Надежда» тогда прекратила свое существование?

Потому что она перестала быть интересной. Да и я сам уже тогда начал серьезно подумывать об отъезде из страны.

В каком году вы уехали из СССР в Америку?

В 1994-м. Мой отъезд никак не был связан с ситуацией в стране, меня, как других уехавших, тогда никто не душил. Причины были исключительно личные. Моя мама – а для меня это всегда был человек номер один – себя здесь очень плохо ощущала. К тому времени вся наша родня уже выехала из России, маме очень хотелось к своим. И мы поехали в Нью-Йорк. Там я встретил маминого брата. Потом в доме собралась вся наша родня. Мне казалось, что мама наконец-то обрела счастье, оказавшись среди своих. Но счастье, увы, было недолгим. Я понял, что там нет родственников и там практически нет друзей. В России это гораздо крепче. Я очень быстро это сообразил и в 1996-м году уже вернулся обратно в Россию… Кстати, когда однажды я в Америке зашел в кассу за пособием по безработице, рядом стояли наши люди и кивали на меня: «О, вы знаете, это тот, который первый раз Пугачеву на концерты повез. Помните? Это он был!» И это самое «я был» меня сильно угнетало. А у мамы уже тогда случился первый микроинсульт, и я посчитал, что должен сделать все для того, чтобы она, не дай Бог, не осталась лежать в той земле, куда к ней вообще никто не придет.

Живя в Америке, если не секрет, чем вы зарабатывали на жизнь?

Во-первых, я получал пособие. Но я, конечно же, и там тоже попробовал себя в качестве продюсера. Решил организовывать концерты русских артистов для русской публики. И вы знаете, это была победа! Ведь обо мне там тоже были наслышаны. Короче, я вышел на людей, которые субсидировали мой проект. И года не прошло с моего приезда, а я уже проводил по городам Америки гастроли Ирины Аллегровой, Ефима Шифрина и Михаила Шуфутинского. А потом и вовсе придумал соединить этих артистов в одном концерте. Это шоу, которое прошло в одном из ведущих залов Нью-Йорка, называлось «Три звезды».

Во второй половине 90-х годов на волне ностальгии стали снова возрождаться старые вокально-инструментальные ансамбли. Не было ли уже тогда у вас мысли возродить «Надежду»?

Первый сообразил это сделать Юрий Маликов со своими «Самоцветами», и я по белому ему завидовал. Он смог это сделать, потому что, в отличие от меня, он более жесткий и правильный человек, он знает себе цену. Я же более мягкий, чем он.

Многие наши звезды, включая Аллу Пугачеву, в разное время работали в вокально-инструментальных ансамблях. И я не раз слышал такое мнение, что тем, кто стали звездами, сегодня нет необходимости возвращаться во вновь возрожденные ВИА. Значит, получается, ВИА сегодня – это ансамбли, состоящие из неудачников. Правильно?

Наверное, так и есть. Вот, посмотрите. Владимиру Кузьмину не надо возвращаться в ВИА, Николаю Носкову не надо возвращаться, и Игорю Иванову тоже не надо. Все они знают себе цену и понимают ее. Вот Елене Пресняковой здесь сложнее… Так что, скорее всего, вы правы. Те, кто знает себе цену, - им возвращаться в ВИА не надо, потому что им не приходится сводить концы с концами. За вокально-инструментальные ансамбли хватаются неудачники. Даже если взять меня, - есть сегодня моя «Надежда» или нет, мне не так сильно важно. Потому что, я, слава Богу, работаю как режиссер, как продюсер, и меня многие знают, поэтому приглашают. А те, у кого сегодня нет вообще ничего, хватаются за эти ВИА, как утопающие за соломинку, пытаясь прикрыться хоть чем-нибудь.

Сегодня ансамбль «Надежда» Михаила Плоткина существует?

Практически нет. Потому что, как я понял, спрос на тот репертуар, который есть у «Надежды», очень небольшой. И это при том, что когда у меня в то время был нормальный коллектив с потрясающими «дудками», мы же пели не только просоветские песни. У нас же еще были крепкие шлягеры Вячеслава Добрынина, Давида Тухманова… Вообще, я вижу, что сегодня из ВИА по-настоящему работают лишь «Самоцветы» Юрия Маликова. Все остальные только пытаются работать.

Поскольку вы являетесь продюсером, не хотите ли создать свой продюсерский центр?

Никогда в жизни!

Почему?

К сожалению, сегодня все по-другому. Во-первых, люди, которые приходят к продюсерам, попев пятнадцать минут в караоке, уже считают себя артистами. Вот недавно один такой человек дал мне послушать, как он поет. Я послушал, объяснил, что ничем не могу ему помочь. А он начал меня доставать своими звонками… Во-вторых, в каждого такого исполнителя надо вкладывать много своих сил и денег. А у меня и финансовых возможностей таких нет, плюс я бы не стал рисковать. У меня уже было, когда меня кидали. Я больно пережил предательство, через которое прошел. Ну ладно бы еще, что эти люди предавали меня по серьезному, а то ведь за копейки.

На ваш взгляд, каково сегодня состояние отечественной эстрады?

Сегодня я вообще не вижу у нас никакой эстрады.

Хорошо, пусть не эстрада, а поп-музыка.

Ммм… Либо я до этого не дорос, либо перерос. То, что я сегодня вижу, не вызывает у меня большого и серьезного интереса. Всё настолько неграмотно и нечисто, даже не по посылу и репертуару, а по исполнению. Раньше в эстраду шли сначала играть и петь, а потом уже получать деньги. А сейчас – сначала получить деньги, а потом петь и играть, если получится.

А что вы скажете насчет нынешнего состояния школы российских продюсеров? И есть ли настоящие продюсеры у нас вообще?

Сегодня все идет от финансов, и мне тех людей, которые занимаются как бы продюсированием, немного жалко. Потому что многие просто «попадают» на деньги. Вот мы часто ругаем старые советские годы. Но тогда я мог брать певцов, музыкантов, те же «дудки». Я понимал, что есть зарплата, что потом будет все лучше и лучше. А сегодня с чего начинать? Либо надо отдать все свои собственные сбережения, либо надо быть безумно богатым, чтобы не ощущать особых потерь. Либо надо просить деньги у спонсоров, но я на это ни за что не пойду. Потому что тогда начнут командовать спонсоры, которые вообще в этом деле ничего не понимают. Да, тот, кто платит, тот заказывает музыку. Но пусть они свою барыню танцуют без меня, я с нашими еврейчиками станцую «семь-сорок».

Как, по-вашему, следует решить проблему нормального продюсирования и снова начать создавать звезды на нашей эстраде?

Не знаю. Потому что те, кто сегодня сам себя называет продюсерами, никакие на самом деле не продюсеры. Они дельцы и нахалы. Они выдают желаемое за действительное. Они врут себе, врут своему окружению, врут людям… Вспоминаю, что когда появился Николай Басков, его тогдашний администратор Рашид Дайрабаев мне сказал: «Миша, посмотри, вот хороший парень». И у Рашида с его великолепными деловыми качествами тогда образовался превосходный тандем со спонсором Баскова Борисом Исааковичем Шпигелем. В результате Басков состоялся как артист. А два года назад у Бориса Шпигеля появился новый артист Дмитрий Даниленко. Говорили, что это будущий второй Басков. И при той ситуации первый Басков должен был быть уничтожен. Но где тот мальчик? Что толку от денег Шпигеля? Нету второго Баскова! Это я к тому, насколько важна работа нормальных администраторов и продюсеров.

Михаил Плоткин – советский и российский продюсер.

Вся жизнь этого остроумного, веселого, жизнерадостного, безгранично работоспособного и профессионального человека связана со сценой. Сначала это была сцена цыганского театра «Ромэн»: юный артист, выросший в семье музыканта, уже в 14 лет был занят в одном из спектаклей. С 64-го года - это была эстрада, куда он впервые вышел… рабочим сцены. Но уже через некоторое время сам стал представлять публике молодых, никому не известных исполнителей, чьи имена вскоре становились популярными и любимыми зрителями. Термина «продюсер» тогда еще не существовало, а чутье настоящего продюсера уже давало о себе знать.

Когда-то, в середине 60-х, Михаил Плоткин организовал гастроли студентов эстрадно-циркового училища. Пианисткой в коллективе еще не нюхавших «эстрадного пороха» артистов была молоденькая девушка. На гастролях выяснилось, что она неплохо играла и к тому же хорошо пела. А совсем скоро ее имя стало известно не только у нас в стране, но и за рубежом. И сейчас уже можно не говорить, что это была Алла Пугачева, достаточно сказать - Примадонна! К этому известному имени можно прибавить целый список артистов, которых Михаил Плоткин открыл нашему зрителю.

С популярным в 70-е годы исполнителем Эмилем ГоровцомМихаил Плоткин, будучи совсем молодым директором коллектива, объездил с концертами весь Советский Союз. В это же время стали появляться на эстраде вокально-инструментальные коллективы. Но мало кто знает, что у истоков жанра ВИА стоял все тот же Михаил Плоткин. Один из создателей ансамблей «Лейся, песня»и «Надежда», первый директор ВИА «Веселые ребята»и «Самоцветы», он и сейчас является художественным руководителем ансамбля «Надежда» и популяризатором этого интереснейшего и любимого многими направления на отечественной эстраде.

Был в биографии Плоткина и «американский» период, который ознаменовался работой с русскими музыкантами, постоянно проживающими в Штатах или выезжающими туда на гастроли. Турне Ирины Аллегровой, Ефима Шифрина, шоу Аллегровой-Шуфутинского-Шифрина в "Town Hall" в Манхэттене, юбилейный концертный тур Эмиля Горовца, передачи на русскоязычном канале американского ТВ, организованные Плоткиным, всегда проходили с огромным успехом.

Так получается, что имя продюсера, директора, организатора, режиссера программ, как правило, зритель не запоминает. Не исключение и Михаил Плоткин. Его имя не наслуху у зрителя, зато оно хорошо известно тем, кто работал на советской, а сейчас работает на российской эстраде, в сегодняшнем шоу-бизнесе. Михаил Плоткин - это ураган режиссерских находок, художественной фантазии, это открытие новых имен на эстраде, творческая помощь молодым артистам, высокий профессионализм и порядочность. Так о Михаиле Плоткине отзываются звезды, известные артисты и молодые исполнители.

Родился 2.05.12 г. в селе Ардонь Клинцовского района Брянской области, в семье служащего. Окончил семилетку и школу фабрично-заводского ученичества. Работал на Московском автозаводе.

В РККА с 1931 г. Окончил Школу морских летчиков и летнабов им. Сталина в г. Ейске.

Член ВКП(б) с 1939 г.

Участвовал в советско-финской войне. Был командиром звена 3-й эскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка ВВС Балтийского флота. Награжден орденом Ленина.

30.11.39 г. участвовал в бомбардировке Хельсинки в составе эскадрильи под командованием капитана Токарева.

Всего совершил более 50 боевых вылетов.

В 1940 г. был назначен командиром 3-й Краснознаменной эскадрильи 1-го мтап.

Участвовал в Великой Отечественной войне с июня 1941 г. Был командиром 3-й Краснознаменной эскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка ВВС БФ.

30.06.41 г. участвовал в уничтожении немецкой переправы через Даугаву.

29.07.41 г. по приказу Ставки ВГК на базе 1-го мтап ВВС БФ была создана авиагруппа особого назначения в составе двадцати экипажей. Основной задачей авиагруппы являлось нанесение бомбового удара по столице фашистской Германии.

Капитан Плоткин был назначен командиром звена управления авиагруппы.

В ночь с 7 на 8.08.41 г. участвовал в первом налете на Берлин.

13.08.41 г. капитану Плоткину Михаилу Николаевичу было присвоено звание Герой Советского Союза.

20.08.41 г. капитан Плоткин едва не погиб.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 августа 1941 года за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом геройство и мужество капитану Плоткину Михаил Николаевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 522).

Награждён 2-я орденами Ленина, орденом Красного Знамени.

Похоронен в городе-герое Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) на кладбище Александро-Невской Лавры (Коммунистическая площадка).

Плоткин Михаил Николаевич 02.05.1912-07.03.1942, гвардии майор, Герой Советского Союза (погиб).
Надха Г.Г. ск. 07.03.1942, штурман.
Кудряшев М.М. ск. 07.03.1942, старший радист.
Офицеры Первого гвардейского Краснознамённого Минно-торпедного Ропшинского авиационного полка, погибшие на задании в 5 часов 09 мин. 7 марта 1942 года.Этот полк провел в ночь на 8 августа 1941 г. первую бомбардировку Берлина. За годы войны уничтожил 216 вражеских судов и кораблей.

"Слава им героям боев за Ленинград".

Россия. Санкт-Петербург. Коммунистическая площадка Александро-Невской лавры. Северная сторона, гранитная стела.

Источник: Некрополь Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры

Рассказывает писатель Виноградов: «Он еще с утра почувствовал легкое недомогание, однако врачу при медосмотре об этом не сказал. Его самолет был готов к вылету, и он не мог и думать о том, что кто-то другой поведет его машину. Кружилась голова, ему было жарко, хотя в кабине 32 градуса ниже нуля. Мешала кислородная маска, так и хотелось ее сбросить с горячего лица. Но нельзя, задохнешься, высота более 6000 метров, а опуститься ниже невозможно - над морем кучевые облака. Самое разумное было бы вернуться в Кагул, предварительно сбросив бомбовый груз на запасную цель. Но что подумают о нем друзья? Нет, надо обязательно достичь Берлина, а на обратном пути можно будет передать управление штурману лейтенанту Рысенко, самому же немного отдохнуть.

Полчаса полета в огне от Штеттина до Берлина требовали от летчиков предельного напряжения. Тут не зевай, иначе собьют. Помнил это и Плоткин. Голова кружиться перестала, хотя по-прежнему было жарко. Все внимание - на приборы. Нервы натянуты, как струны: в любой момент может встретиться немецкий истребитель, и надо маневром мгновенно уйти от его щупалец-фар.

Под нами Берлин! - доложил Рысенко.

Кольцо огня позади, над городом зенитки не стреляли. Рыскали одни истребители-перехватчики, но во тьме им было очень трудно уловить советские бомбардировщики.

Напряжение спало. И странно, вновь закружилась голова, перед глазами завертелись многочисленные стрелки на приборной доске, слились деления на картушкё компаса. Не хватало воздуха, под маской пот покрыл все лицо. Ох как хотелось сбросить ее, набрать полные легкие воздуха!

Рысенко ввел поправку в боевой курс. Его голос показался Плоткину далеким и чужим. И все же он инстинктивно сделал доворот вправо, хотя уже и не различал деления на компасе.

Цель! - громко сказал штурман.

«Дошли все же»,- с облегчением подумал Плоткин, начав разворот на обратный курс. Дальше он ничего не помнил, словно провалился в глубокую яму...

Рысенко вначале не понял, почему вдруг ДБ-3, переваливаясь с крыла на крыло, стал беспорядочно падать на затемненный город. Ясно, что машина потеряла управление. Но отчего? Зенитки не стреляли, ночных истребителей рядом нет.

Командир, командир, мы же падаем! - закричал он в микрофон. Ответа не было.

Командир, что с вами? Вы живы?! Команди-и-ир!

Ответа нет. А самолет падал, моторы работали приглушенно, на малых оборотах. Вот-вот машина могла войти в штопор, и тогда конец, ее не вывести.

Командир! - еще раз крикнул Рысенко, предполагая, что Плоткин, видимо, убит. Надо брать управление на себя. Лейтенант схватился за штурвал, пытаясь вывести самолет из падения. Безуспешно. Он все быстрее и быстрее устремлялся к земле. Рысенко выбивался из сил, но самолет его не слушался. Стрелка высотомера скатилась к цифре 4500. Они уже снизились почти на два километра!..

Очнулся Плоткин от тупого удара в голову. Вмиг сообразил, что он после сброса бомб потерял сознание и неуправляемый самолет стал падать на землю.

Надо немедленно вывести машину из падения. Он сбросил кислородную маску, схватился за штурвал. Скорость! В ней спасение. Полный газ. Двигатели взревели, заработали нормально. Хорошо, что ни один из них не успел заглохнуть. Высота 3000 метров. Где-то рядом аэростаты заграждения. Не напороться бы на них.

Падение прекратилось, самолет вновь стал послушен рукам опытного пилота, машина перешла в горизонтальный полет. Теперь следует поскорее набрать высоту, чтобы выйти из зоны аэростатов заграждения.

Штурман, курс на Кагул! - запросил Плоткин.

Командир, вы живы?! - удивился обрадованный Рысенко.- А я... я подумал...

Весь обратный полет по маршруту болезненное состояние не покидало Плоткина. Усилием воли он держался, понимая, что от него зависят жизни членов экипажа».

В августе - сентябре 1941 г. капитан Плоткин бомбил Берлин пять раз.

6.09.41 г. три уцелевших самолета авиагруппы вернулись на аэродром Беззаботное.

1-й минно-торпедный авиаполк включился в боевую работу по защите Ленинграда.

Летные экипажи наносили удары по обстреливавшим город артиллерийским батареям противника, уничтожали его живую силу и технику на линии фронта, топили боевые корабли и транспорты в Финском заливе и Балтийском море, ставили мины на морских фарватерах.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Хохлов: «Обстановка в 1942 году требовала от нас всячески усиливать минирование водных фарватеров, которые, использовал в своих целях враг, и ставить мины прежде всего на подходах к военно-морским базам и портам. Ибо со стороны финских шхер шла угроза кораблям и транспортам Краснознаменного Балтийского флота на всем протяжении Финского залива.

Постановка мин с воздуха - дело не простое и не легкое. Оно требует от летных экипажей высокой выучки, сноровки, слаженности действий. Особая роль здесь принадлежит штурманскому составу.

Надо, прежде всего, отвлечь внимание противника от мест падения мин на воду. Для этого несколько экипажей с больших и средних высот наносят бомбоудары по объектам и районам минирования. Эти удары являются отвлекающими. Тем временем действуют самолеты-миноносцы. Они летят на планировании, с приглушенными моторами и с малой высоты сбрасывают мины в заданных координатах.

Минные постановки, которые проводили мы, подразделялись на демонстративные и скрытные. Первые преследовали цель убедить противника в том, что минируется именно данный участок. А на самом деле скрытному минированию подвергался другой участок водного фарватера.

Демонстративные постановки мин производились, как правило, в светлое время суток, и для этого использовались старые образцы авиационных мин - якорных, парашютных. Они также создавали определенную угрозу для противника и отнимали у него немало времени и средств для разминирования, а главное, отвлекали его внимание от мест скрытного минирования. А последнее имело своей целью нарушить морские сообщения противника в шхерных районах, затруднить выход его кораблей с военно-морских баз и из портов в Финский залив. Производились такого рода минирования в основном в темное время суток, небольшими группами, а то и одиночными самолетами. Беспарашютные донные мины сбрасывались с высоты 50–150 метров, а парашютные - с 500 метров и выше.

Летный экипаж должен был обладать высоким мастерством самолетовождения и пилотирования. Имея координаты, куда следует поставить мину, экипаж рассчитывал, в зависимости от высоты и скорости полета, точку начала планирования. Войдя в нее, летчик приглушал работу моторов и на планировании ложился на боевой курс. В расчетном месте штурман сбрасывал мину, и тогда летчик давал полный газ моторам, быстро уводя самолет из района постановки. При этом противник не имел возможности даже приблизительно определить место падения мины...

Командир 3-й эскадрильи капитан Михаил Николаевич Плоткин был непревзойденным на Краснознаменном Балтийском флоте мастером по минированию рейдов немецких и финских военно-морских баз. Незаметно ночью он выводил свой ДБ-3 точно на вражеский порт, на предельно малой высоте сбрасывал на фарватеры плавающие морские мины и успевал уйти раньше, чем прожекторы начинали полосовать небо, а зенитные установки вести огонь.

В конце февраля 1942 года ставший уже майором Плоткин выполнял очередное задание по минированию одного из отдаленных портов Финляндии, на рейде которого скопилось много немецких военных кораблей.

Экипаж вылетел темной зимней ночью, осуществил постановку морских мин в акватории порта и повернул на обратный курс. Наводящие станции в тылу противника специальным шифром сообщали на командный пункт о возвращении дальнего бомбардировщика. В пять часов утра ДБ-3 пересек линию фронта. Оставалось меньше двадцати минут лета до аэродрома, как вахтенный радист командного пункта услышал в эфире взволнованный голос стрелка-радиста сержанта Кудряшова: «Прощайте, друзья-гвардейцы! Мы сделали все, что могли...»

Группа экипажей успешно произвела минирование вблизи военно-морской базы противника. Самолеты возвращались на аэродром. Стрелком-радистом в экипаже капитана М.А. Бабушкина был гвардии старший сержант В.А. Лучников...

Уже совсем немного оставалось до аэродрома, когда стрелок-радист стал вызывать аэродром. Увы, рация вышла из строя… В тесном отсеке стрелку-радисту неловко возиться с радиоаппаратурой, когда на груди парашют. И Лучников отстегнул его. Тут же он нашел неисправность в радиостанции. Устранил ее. Бросил взгляд на приборную доску. Стрелка высотомера, заметил он, колеблется у отметки 1200 метров. Часовая показывает 5 утра.

И в эту минуту страшной силы удар сотрясает самолет. Он рушится, разваливается на части.

Не успев сообразить, что же произошло, Лучников оказался в открытом воздушном пространстве. По привычке резко рванул руку к груди, чтобы ухватить вытяжное парашютное кольцо, и только тут вспомнил: на нем нет парашюта.

Нашли Лучникова в глубоком снегу на скосе оврага почти через сутки после катастрофы. Нашли с еле уловимыми признаками жизни. Врачи установили двойной перелом правого бедра, обморожение верхних и нижних конечностей. Руки и ноги пришлось сразу же ампутировать...

В воздухе столкнулись два самолета ДБ-ЗФ. При этом капитан Бабушкин успел выброситься с парашютом и остался невредимым. Штурман старший лейтенант Надхе погиб... Катастрофа… стала роковой для второго нашего экипажа. Он целиком, во главе с Героем Советского Союза М.Н. Плоткиным, погиб...

Эта потеря была особенно тяжелой, невосполнимой для полка. Михаил Николаевич Плоткин по праву являлся не только незаурядным летчиком и отличным командиром эскадрильи, но и на редкость чутким, душевным человеком. Его называли в полку «экстра-летчиком», с него брали пример хладнокровия и смелости. Все эти качества проявились в Михаиле Николаевиче еще в дни боевых действий против белофиннов. Тогда он за геройские подвиги был награжден орденом Ленина. А за полеты на Берлин в августе - сентябре 1941 года удостоен звания Героя Советского Союза. Где только не побывал Плоткин со своим отважным экипажем! Бомбил Кенигсберг, Данциг, Штеттин, Мемель... Защищая Ленинград, обрушивал торпедно-бомбовые удары на корабли и транспорты противника в море, уничтожал фашистские артиллерийские батареи, с большим мастерством минировал вражеские водные фарватеры.

Вместе с Плоткиным столь же умело, мужественно и слаженно действовали лейтенант В.П. Рысенко, зарекомендовавший себя одним из лучших штурманов в полку, и стрелок-радист старшина М.М. Кудряшов - оба награжденные орденами Ленина и Красного Знамени».

Похоронен в Санкт-Петербурге на кладбище Александро-Невской Лавры.

Герой Советского Союза (13.08.41). Награждён двумя орденами Ленина, орденом Красного Знамени.

Источники:
1. Герои огненных лет. - Кн. 1. - М.: Московский рабочий, 1975
2. Проза.РУ

Примечания:
Более подробно об этом рассказано в биографии Героя Советского Союза Токарева Н.А.
Более подробно об этом рассказано в биографии Героя Советского Союза Хохлова П.И.
Более подробно об этом рассказано в биографии капитана Гречишникова В.А.
Более подробно об этом рассказано в биографии Героя Советского Союза Преображенского Е.Н.
Виноградов Ю.А. Указ. соч. С. 219.
Хохлов П.И. Указ. соч. С. 284.

ПЛОТКИН
Михаил Николаевич
Особое задание

В тревожные августовские дни 1941 г., когда танковые армады фашистов продвигались все дальше на восток, в нашей печати появилось короткое сообщение: советские самолеты нанесли удар по военным объектам столицы фашистской Германии. Это задание с честью выполнили летчики 1-го минно-торпедного полка Краснознаменного Балтийского флота. 13 августа 1941 г. командиру части полковнику Е. Н. Преображенскому и еще нескольким летчикам было присвоено звание Героя Советского Союза. В их числе был и командир эскадрильи капитан Михаил Николаевич Плоткин.

Имя этого отважного воздушного воина хорошо помнят ветераны части, старые рабочие бывшего завода АМО, ставшего потом крупнейшим автомобильным заводом в стране. В начале 1929 г. на это предприятие после окончания семилетки в городе Клинцы Орловской области пришел крепкий рослый паренек Миша Плоткин. Здесь учился в школе ФЗО, здесь начал свою рабочую биографию. С уважением говорили о нем бывалые мастера: хоть годами молод, а по сноровке и упорству кое-кому и постарше в пример годится. Сам Миша похвал не любил. Бывало, скажут ему: «Молодец, задание перевыполнил и ни одной бракованной детали». Смутится от таких слов, опустит свои черные, как спелые сливы, глаза, молчит, не зная, что ответить.

Друзья думали, что будущее Миши определилось надежно. Станет опытным токарем, а потом, может, и мастером. Но все повернулось по-другому. Через год заводская комсомольская организация направила его на вечерние курсы авиационных техников при Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского. Новая профессия увлекла юношу. Все планы на будущее теперь крепко-накрепко связались с мечтой о небе. И он уверенно пошел навстречу этой мечте. Окончив курсы, Плоткин в конце 1931 г. добровольцем ушел в армию, а вскоре поступил в школу летчиков. По окончании ее прибыл для прохождения дальнейшей службы на Балтику. Он горячо любил небо, не меньше полюбил и море, название которого неразрывно связано с октябрем 1917 г., с легендарной «Авророй», матросами-балтийцами, штурмовавшими Зимний, с началом нового века и величайшим из его людей - В. И. Лениным.

Хорошо повили дела у молодого летчика-коммуниста. Старательно, вдумчиво осваивал он новую технику, учился у опытных сослуживцев. Упорный труд не остался незамеченным. Плоткин стал командиром звена, потом командиром эскадрильи. Мнение старших начальников о нем было одно: на такого можно положиться в любой обстановке.

Эти надежды подтвердились. Зимой 1939/40 г. в боях с белофиннами Михаил Плоткин и летчики его эскадрильи успешно выдержали суровое испытание. Не раз они прокладывали путь нашим самолетам в опасные зоны противника, наносили меткие удары по объектам его обороны. За мужество и отвагу в этих боях Плоткин был награжден орденом Ленина.

И вот грянули бои Великой Отечественной войны. В первых числах июля гитлеровцам удалось выйти на дальние подступы к Ленинграду. Летчикам минно-торпедного полка приходилось действовать и над морем, и над сушей. Все чаще совершала боевые вылеты и эскадрилья Михаила Плоткина. Она ставила мины и торпедировала вражеские корабли, наносила сокрушительные бомбовые удары по танковым колоннам врага под Либавой, Виндавой, Ригой, Таллином, на переправах около Луги.

Гитлеровцы продолжали рваться к городу на Неве. По ночам в короткие перерывы между боевыми вылетами летчики полка, находившиеся тогда на одном из аэродромов под Ленинградом, с тревогой прислушивались к глухому завыванию бомбардировщиков. Вражеские самолеты шли к городу. В его кварталах, в заводских цехах рвались бомбы, вспыхивали пожары. Острой болью отдавались эти взрывы в сердцах летчиков, загоралась в них жажда справедливого возмездия.

В газетах появились первые сообщения о массированных налетах фашистской авиации на столицу нашей Родины. Эти налеты имели не только военные, но и пропагандистские цели. О них фашистская пропаганда трубила на весь мир. Она хвастливо уверяла, что советская ударная авиация уничтожена и ни одна русская бомба не упадет на Берлин.

Но наша ударная авиация жила. Одной из ее частей был минно-торпедный полк. И хотя он еще и не выполнял задач стратегического масштаба, летчики были к ним готовы и ждали приказа. Правда, знали, что осуществить это было нелегко. На бомбардировщиках ДБ-3 и ДБ-3Ф, которые имелись тогда на вооружении полка, лететь из-под Ленинграда до Берлина и обратно невозможно: не хватит горючего.

В один из обычных фронтовых дней командира полка Е. Н. Преображенского и штурмана П. И. Хохлова вызвал командующий авиацией Краснознаменного Балтийского флота. Он и поставил задачу: нанести бомбовый удар по военным объектам Берлина. Расчеты показали, что такие полеты возможны с аэродромов на острове Эзель (Саарема). Он еще находился в наших руках, но, по сути дела, уже в тылу гитлеровцев, на территории оккупированной Эстонии. От острова до Берлина 1760 километров, лететь 7-8 часов. При благоприятных условиях самолеты смогут вернуться, имея лишь небольшой остаток горючего.

Подготовка к перелету на остров проводилась в большой тайне, о цели перебазирования знали только командир полка и штурман. Да никто и не спрашивал, куда и зачем. Есть приказ - значит, так надо. Каждый знал свое место в боевом порядке и то, что впереди пойдет командир.

Первого августа пятнадцать экипажей полка поднялись в воздух и взяли курс на Эзель. За флагманской машиной командира полка шли небольшими группами эскадрильи Михаила Плоткина, Василия Гречишникова, Андрея Ефремова. Это были самые лучшие летчики, имевшие подготовку для полета в ночных условиях.

На острове Эзель начали подготовку к боевым вылетам. Уточнялись варианты полетов, рассчитывались бомбовые загрузки, определялись запасы горючего. В ночь на 3 августа провели первую «репетицию» - вылет на бомбежку города и порта Свинемюнде. Налет прошел успешно. На следующую ночь пять самолетов отправились в разведывательный полет в район Берлина. Гитлеровцы много шумели в печати и по радио о безопасности своей столицы. Действительно, противовоздушная оборона города была довольно сильной: Берлин окружала густая сеть аэродромов ночной истребительной авиации, тысячи зенитных орудий, прожектора.

Но не одно это осложняло полет. Он был возможен только в темное время. Ночь могла как-то прикрыть от истребителей врага, от наземного наблюдения. А ночи на Балтике в августе короткие, меньше тех семи часов, которые обязательно требовались для полета. К тому же предстояло два часа находиться над территорией Германии, где опасность перехвата истребителями была еще большей.

Вместе с командиром полка и штурманом командиры эскадрилий еще и еще раз изучали маршрут полета, производили расчеты. Выход из положения оставался один - взлет надо производить засветло. Но при этом возникала другая опасность: как незаметно пройти вражескую систему обнаружения, избежать встречи с истребителями, которые базируются на аэродромах в Литве, в прибрежной полосе Эстонии и Латвии? Надежнее всего лететь на малой высоте над самым морем. Но это приведет к преждевременному большому расходу горючего. Решили так: после взлета идти низко над водой, а высоту набирать по мере отхода от берега и наступления темноты. Была разработана и тактика возвращения с боевого задания. Чтобы в светлое время скрытно миновать опасную зону с траверса Лиепая - остров Готланд (Швеция), идти до своего аэродрома на Саареме со снижением на повышенной скорости.

Было у летчиков и еще одно беспокойство: неустойчивая погода. Вдруг аэродром на острове закроет туманом? Идти под Ленинград? Но туда еще два часа полета, а в баках и без того останутся последние капли горючего.

Эту трудность,- говорил Михаил Плоткин товарищам,- не будем принимать всерьез. Ночью взлет и посадку делали, в туман тоже не подкачаем. Ведь полет у нас не простой, а особое задание - на Берлин летим...

Вечер 7 августа. Скоро взлет. Экипажи построились для получения последних указаний. На правом фланге первая эскадрилья капитана Плоткина. Командир внимательно смотрит на летчиков, штурманов, стрелков-радистов. Ему понятны чувства, которые сейчас волнуют их. Они знают: задание трудное, опасное, но его надо выполнить во что бы то ни стало. Им, авиаторам-балтийцам, предстоит первыми нанести удар по логову врага, вложив в этот удар всю ненависть советских людей. Пусть знает враг, что за кровавые злодеяния его ждет суровое возмездие.

Экипажи заняли свои места. Тяжело нагруженные бомбардировщики выруливают на взлетно-посадочную полосу и один за другим покидают остров. Курс вдоль Балтийского моря на Штеттин. У командира эскадрильи, у всех экипажей полка одна дума: избежать прежде времени встречи с истребителями и зенитной артиллерией врага, дойти до цели.

Опасная прибрежная зона остается позади. Посты обнаружения фашистов не заметили наших бомбардировщиков. Над Балтикой медленно опускается ночь. Лунная, светлая. Самолеты набирают высоту. Вот уже внизу остались редкие облака, напоминающие покрытые снегом холмы. В разрывах между ними мелькает лунная дорожка на море, редкие огоньки судов. Вся эта картина, дополненная ровным гулом моторов, кажется самой мирной. Но это не так. В любую минуту можно встретиться с врагом, и над морем вспыхнет жаркий воздушный бой.

Впереди вспыхнули и закачались по небу столбы лучей прожекторов. Значит, близко берег. Судя по всему, прожектористы не ищут самолеты противника. Они подают какие-то сигналы. На аэродроме недалеко от Штеттина включили ночной старт - цепочка огней отчетливо обозначила взлетно-посадочную полосу. Да, это убедительнее всего говорит о настроениях гитлеровцев. Они поверили в то, что советской стратегической авиации уже не существует, и принимают наши самолеты за свои, возвращающиеся с ночной бомбардировки. Иначе чем же объяснить такую сигнализацию, предлагающую безопасную посадку.

Капитан Плоткин смотрит на проплывающие слева огоньки вражеского аэродрома. В душе закипает страстное желание развернуть свой корабль и обрушить на фашистов смертоносный груз. Пусть бы знали, как предлагать посадку советским летчикам, сбить с врага наглую самоуверенность. Но этого нельзя делать сейчас, когда впереди более важная цель и более важная стратегическая и политическая задача.

Самолеты идут над вражеской землей. Непривычно долго тянется каждая минута. На горизонте открывается панорама огней большого города. Это Берлин. Он все ближе и ближе Обстановка в воздухе пока остается спокойной. Как в мирное время, уличные фонари ярко освещают город.

Вот уже видны очертания улиц, серебристая лента Шпрее. Советские самолеты разворачиваются над самым городом, но зенитная оборона по-прежнему молчит. Флагманская машина командира полка ложится на боевой курс. Капитан Плоткин идет за ней. Штурман Рысенко быстро отыскивает нужный объект. Пора!

Освободившаяся от тяжелого груза машина слегка вздрагивает. А там внизу через несколько секунд всплеснуло темно-желтое пламя взрывов. Бомбы легли точно в цель. Командира, штурмана, весь экипаж охватило чувство огромной гордости. Ведь это они в числе первых нанесли сейчас удар по логову врага, донесли сюда огонь священной мести советских людей, их веры в победу над гитлеровскими разбойниками.

А в районе цели выбрасываются ввысь новые и новые взрывы, быстро разрастаются очаги огня. Город погружается в темноту. Только пламя пожаров озаряет его мрачные кварталы, да раскатистый гул взрывов сотрясает все вокруг. Плоткину и его боевым друзьям кажется в эти минуты, что Гитлер и его окружение бегут в бомбоубежище. Пусть бегут, пусть знают, что им не уйти от возмездия!

Самолеты разворачиваются на обратный курс. Он во много раз труднее и опаснее того, что только что завершился у заветной цели. Вокруг города встала стена зенитного огня, небо рассекли лучи сотен прожекторов, поднялись ночные истребители и с включенными фарами рыщут в поисках бомбардировщиков.

Применяя противозенитный маневр, Плоткин умело выходит из зоны зенитного огня. Надо быстрее уйти из этого пекла к морю. Не раз снаряды рвались настолько близко, что, казалось, вот-вот навсегда оборвут жизнь машины и ее экипажа. Но она наперекор всему продолжала свой путь. Даже в эти минуты, полные смертельной опасности, никто не поддавался чувству страха. Сознание того, что ответственное задание Родины выполнено успешно, прибавляло командиру и экипажу собранности и уверенности в действиях.

Наконец береговая черта позади. Самолеты снова идут над морем. Через восемь часов полета вся группа благополучно приземлилась на Саареме. Летчиков встретили как героев.

На другой день Берлинское радио сообщило: «В ночь с 7 на 8 августа крупные силы английской авиации пытались бомбить нашу столицу. Действиями истребительной авиации и огнем зенитной артиллерии основные силы авиации противника были рассеяны. Из прорвавшихся к городу 15 самолетов 9 сбиты». Однако сами англичане немедленно опровергли эту версию фашистской пропаганды. Они сообщили, что английская авиация вследствие крайне неблагоприятных метеорологических условий в ночь с 7 на 8 августа в воздух не поднималась.

На следующую ночь летчики 1-го минно-торпедного полка снова ударили по Берлину. Налет, состоявшийся через несколько дней, был еще более чувствительным. И в каждом из этих боевых вылетов участвовал командир эскадрильи капитан Михаил Плоткин. Мужественно и стойко летчики переносили и кислородное голодание на больших высотах, и длительный изнуряющий путь, и смертельную опасность, которая над вражеской территорией стерегла с земли, поджидала в воздухе. И все же каждый полет приносил гордость и удовлетворение. Не один военный объект в Берлине был выведен из строя или разрушен.

13 августа 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР присвоил нескольким летчикам и штурманам 1-го минно-торпедного полка, бомбившим Берлин, в том числе и майору Плоткину, звание Героя Советского Союза.

Дерзость наших летчиков бесила гитлеровское командование. Оно принимало все меры, чтобы обнаружить аэродром, с которого совершались налеты на Берлин. А когда это удалось, вражеская авиация ежедневно по два-три раза штурмовала авиационную базу на Саареме, стремясь во что бы то ни стало сжечь советские самолеты. И все же летчики-балтийцы до 4 сентября продолжали бомбить Берлин. Да не только его. Вместе с другими экипажами Михаил Плоткин наносил бомбовые удары по военным объектам Штеттина, Данцига, Кенигсберга.

Десятки боевых вылетов совершил майор М. Н. Плоткин под Ленинградом в незабываемую зиму 1941/42 г. Ему приходилось громить вражеские танковые и механизированные колонны под Тихвином и Двинском, железнодорожные эшелоны и аэродромы. О подвигах отважного летчика с гордостью говорили в полку, его имя с уважением называли воины Ленинградского и Северо-Западного фронтов. Он был удостоен третьей высокой награды - ордена Красного Знамени.

7 марта 1942 г. славная фронтовая дорога Героя Советского Союза Михаила Плоткина неожиданно оборвалась. Его самолет не вернулся с боевого задания. Имя отважного сокола, который в числе первых советских летчиков наносил удары по столице гитлеровской Германии, никогда не забудет советский народ.