Сочинение
Нежный и бесповоротный
Никто не глядел вам вслед-
Целую вас — через сотни
Разъединяющих лет.
Марина Цветаева — одна из неугасаемых звезд поэзии XX века. В своем стихотворении 1913 г. она просила: «Легко обо мне подумай, Легко обо мне забудь».
Цветаевский талант пытались раскрыть, утвердить, опрокинуть, оспорить многие. По-разному писали о Марине Цветаевой писатели и критики русского зарубежья. Русский редактор Слоним был уверен в том, что «наступит день, когда ее творчество будет заново открыто и оценено и займет заслуженное место, как один из самых интересных документов дореволюционной эпохи». Первые стихи Марины Цветаевой «Вечерний альбом» вышли в 1910 году и были приняты читателями как стихи настоящего поэта. Но в тот же период началась трагедия Цветаевой. То была трагедия одиночества и непризнанности, но без какого-либо привкуса обиды, ущемленного тщеславия. Цветаева принимала жизнь такой, какая есть. Так как она в начале своего творческого пути считала себя последовательным романтиком, то добровольно отдавала себя судьбе. Даже тогда, когда что-то попадало в поле ее зрения, тотчас чудесно и празднично преображалось, начинало ис криться и трепетать с какой-то удесятеренной жаждой жизни.
Постепенно поэтический мир Марины Цветаевой усложнялся. Романтическое мироощущение вступало во взаимодействие с миром русского фольклора. Во время эмиграции поэзия Марины Цветаевой принимает в себя эстетику футуризма. В своих произведениях от интонации напевной и говорной она переходит к ораторской, часто срывающейся на крик, вопль. Цветаева по-футуристически обрушивается на читателя всеми поэтическими приемами. Большая часть русской эмиграции, в частности живущей в Праге, отвечала ей недружелюбным отношением, хотя и признавала ее дарование. Но Чехия все равно осталась в памяти Марины Цветаевой светлым и счастливым воспоминанием. В Чехии Цветаева заканчивает свою поэму «Молодец». Эта поэма была ангелом-хранителем поэтессы, она помогла ей продержаться самое трудное время в начальную пору существования на глубине.
В Берлине Марина Цветаева очень много работает. В ее стихах чувствуется интонация выстраданной мысли, выношенности и жгучести чувств, но появилось и новое: горькая сосредоточенность, внутренние слезы. Но сквозь тоску, сквозь боль переживания она пишет стихи, исполненные самоотреченности любви. Здесь же Цветаева создает «Сивиллу». Этот цикл музыкален по композиции и образности и философичен по смыслу. Она тесно связана с ее «русскими» поэмами. В эмигрантский период наблюдается укрупненность ее лирики.
Читать, слушать, воспринимать цветаевские стихи спокойно так же невозможно, как нельзя безнаказанно прикоснуться к оголенным проводам. В ее стихи входит страстное социальное начало. По мнению Цветаевой, поэт почти всегда противопоставлен миру: он — посланец божества, вдохновенный посредник между людьми и небом. Именно поэт противопоставлен богатым в цветаевской «Хвале…».
Поэзия Марины Цветаевой постоянно видоизменялась, сдвигала привычные очертания, на ней появлялись новые ландшафты, начинали раздаваться иные звуки. В творческом развитии Цветаевой неизменно проявлялась характерная для нее закономерность. «Поэма горы» и «Поэма Конца» представляют собою, в сущности, одну поэму-дилогию, которую можно было бы назвать или «Поэмой" Любви» или «Поэмой Расставания». Обе поэмы — история любви, бурного и краткого увлечения, оставившего след в обеих любящих душах на всю жизнь. Никогда больше Цветаева не писала поэм с такой страстной нежностью, лихорадочностью, исступленностью и полнейшей лирической исповедальностью.
После возникновения «Крысолова» Цветаева от лирики повернулась к сарказму и сатире. Именно, в этом произведении она разоблачает мещан. В «парижский» период Цветаева много размышляет о времени, о смысле мимолетной по сравнению с вечностью человеческой жизни. Ее лирика, проникнутая мотивами и образами вечности, времени, рока, становится все более и более трагичной. Чуть ли не вся ее лирика этого времени, в том числе и любовная, пейзажная, посвящена Времени. В Париже она тоскует, и все чаще и чаще думает о смерти. Для понимания поэм Цветаевой, а также некоторых ее стихотворений важно знать не только опорные смысловые образы-символы, но и мир, в котором Марина Цветаева как поэтическая личность мыслила и жила.
В парижские годы она лирических стихов пишет мало, она работает главным образом над поэмой и прозой мемуарной и критической. В 30-е годы Цветаеву почти не печатают — стихи идут тонкой прерывающейся струйкой и, словно песок, — в забвение. Правда, она успевает переслать «Стихи к Чехии» в Прагу — их там сберегли, как святыню. Так произошел переход к прозе. Проза для Цветаевой, не являясь стихом, представляет, тем не менее, самую настоящую цветаевскую поэзию со всеми другими присущими ей особенностями. В ее прозе не только видна личность автора, с ее характером, пристрастиями и манерой, хорошо знакомой по стихам, но и философия искусства, жизни, истории. Цветаева надеялась, что проза прикроет ее от ставших недоброжелательными эмигрантских изданий. Последним циклом стихов Марины Цветаевой были «Стихи к Чехии». В них она горячо откликнулась на несчастье чешского народа.
Сегодня Цветаеву знают и любят миллионы людей — не только у нас, но и во всем мире. Ее поэзия вошла в культурный обиход, сделалась неотъемлемой частью нашей духовной жизни. Иные стихи кажутся такими давними и привычными, словно они существовали всегда — как русский пейзаж, как рябина у дороги, как полная луна, залившая весенний сад, и как извечный женский голос, перехваченный любовью и страданьем.
История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие Кузьмина Светлана
Марина Цветаева
Марина Цветаева
Марина Ивановна Цветаева (1892, Москва – 1941, Елабуга) – самый искренний поэт XX в., чье художественное наследие вызывает всевозрастающий читательский интерес. Ее судьба воплощает трагизм истории русской культуры XX в. Творчество Цветаевой свидетельствует о силе таланта, выдержавшего самые большие испытания, – ее стихи запечатлели переплетение невыносимого давления безжалостной судьбы и трепетно живого дыхания прекрасной и возвышенной героини, не расстающейся со своим божественным даром и своей бессмертной и свободной душой. Основные темы поэзии Цветаевой – Россия, любовь, творчество.
Первый сборник «Вечерний альбом» с подзаголовком «Детство. – Любовь. – Только тени» (1910)^посвященный памяти талантливой, но рано ушедшей из жизни художницы М. Башкирцевой, обратил на себя внимание М. Волошина, В. Брюсова и Н. Гумилева. Дочь И. Цветаева, ученого-филолога, основателя Музея изобразительных искусств в Москве и рано ушедшей из жизни М. Мейн, Марина Цветаева в юности часто бывала в Западной Европе. В Москве познакомилась с Эллисом, который ввел ее в кружок поэтов, собиравшихся в издательстве «Мусагет», где уважали А. Белого, боготворили А, Блока, спорили о В. Брюсове.
Не желая принадлежать ни к одному направлению или течению, будучи натурой страстной, не подчиняющейся никаким правилам, Цветаева создала свой индивидуальный поэтический стиль, доминантами которого были исповедальность, диалогичность, страстность, яркое личностное начало в ощущении мира и слова, свобода собственного «Я». Она верила в истинность закона: «Единственная обязанность на земле человека – правда всего существа». Уже в первом сборнике проявилась цветаевская натура: «Я жажду сразу всех дорог!» – заявлено со всей категоричностью. С тем же чувством она просит Создателя: «Ты дал мне детство лучше сказки/И дай мне смерть – в семнадцать лет». Отчасти такой эмоциональный максимализм был рожден остро пережитыми книжными впечатлениями, духом немецкого романтизма, близкого цветаевской натуре. В первых сборниках критика отмечала «хорошую школу стиха», его музыкальную выразительность. Модная тогда напевная декламация отразилась в звукописи и синтаксисе стихотворений: приемы синтаксического параллелизма, лексические повторы, кольцевое строение, восклицания.
В мае 1911 г. Цветаева приезжает в Коктебель, в дом М. Волошина. Встреча с С. Эфроном определила всю ее жизнь. За ним она последует в эмиграцию, вослед ему вернется в СССР. Последующие сборники Цветаевой – «Волшебный фонарь» (1912), «Версты» (1921), стихотворения «Стихи к Блоку» – отличают высокая культура, богатство образов, смысловой и звуковой параллелизм, суггестивность смысла, синтез народных, древнерусских элементов языка и высокорафинированного современного литературного языка. Ее строки о любви и творчестве приобретают черты классичности и строгой соразмерности:
Как правая и левая рука -
Твоя душа моей душе близка.
Мы смежены, блаженно и тепло,
Как правое и левое крыло.
Но вихрь встает – и бездна пролегла
От правого – до левого крыла!
Диалектику чувств и внезапный разрыв возлюбленных уравновешивают смирение вдохновенного труда и безусловная готовность к творчеству:
Я – страница твоему перу.
Все приму. Я белая страница.
Я – хранитель твоему добру:
Возвращу и возвращу сторицей.
Я – деревня, черная земля.
Ты мне – луч и дождевая влага.
Ты – Господь и Господин, а я -
Чернозем – и белая бумага!
В трех циклах сборника «Версты» – «Стихи о Москве», «Стихи к Блоку», «Стихи к Ахматовой» и в стихотворениях, обращенных к О. Мандельштаму, поэтом воссоздаются противоречивые черты народной души, которой присущи разгул и кротость, молитва и кабацкая песня, тяга к стихии, вольнице, странничество, «выпадение» из быта и память о Страшном Суде. Все это объединяется образом Москвы с сорока сороками церквей, святынями, иконами, мощами, праздниками, особым стилем речи.
У меня в Москве – купола горят!
У меня в Москве – колокола звонят!
И гробницы в ряд у меня стоят, -
В них царицы спят, и цари.
Б. Пастернак писал: «За вычетом Анненского и Блока и с некоторым ограничением Андрея Белого ранняя Цветаева была тем самым, чем хотели быть и не могли все остальные символисты, вместе взятые. Там, где их словесность бессильно барахталась в мире надуманных схем и безжизненных архаизмов, Цветаева легко носилась над трудностями настоящего творчества, справлялась с его задачами играючи, с несравненным техническим блеском» . В дальнейшем поэтика Цветаевой претерпевает изменения. Основой становится логически акцентированное слово, используются шрифтовые, пунктуационные средства, знак ударения, тире и переносы приобретают смысловую функцию. Новые интонации восходят к частушкам, заклятиям, заговорам.
К октябрьскому перевороту отнеслась отрицательно. Разруха, голод, общая неустроенность привели к утрате ребенка. В 1920 г. в приюте умерла дочь Цветаевой Ирина. Была больна и вторая дочь, Ариадна. В память умершей дочери создается реквием:
Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были – по одной на каждую -
Две головки мне дарованы.
Но обеими – зажатыми -
Яростными – как могла! -
Старшую у тьмы выхватывая,
Младшую не уберегла.
<…>
– Светлая – на шейке тоненькой -
Одуванчик на стебле!
Мной еще совсем не понято,
Что дитя мое в земле.
В поисках С. Эфрона – белого офицера, оказавшегося за границей, в 1922 г. – Цветаева последовала в эмиграцию. Еще до отъезда в письме к И. Эренбургу она писала, пророчески предчувствуя свою гибель: «Чует мое сердце, что там, на Западе, люди жестче. <…> Примут за нищую и погонят обратно – тогда я удавлюсь. Но поехать все-таки поеду, хотя бы у меня денег хватило ровно на билет» . Накануне поэт создает загадочное стихотворение о бездне, затягивающей в свою воронку, некой вертикали неотвратимой судьбы, о тайне рока и «цветке» смерти, страшном предчувствии:
Без самовластия,
С полной кротостью,
Легкий и ласковый
Воздух над пропастью.
Выросший сразу, -
Молнией – в срок -
Как по приказу
Будет цветок.
<…>
Он ли мне? Я – ему?
Знаю: потщусь…;
Знаю: нечаянно
В смерть отступлюсь…
Отклик на события Гражданской войны и сочувственное отношение к Белой армии отразились в цикле стихов «Лебединый стан» (1917–1921), опубликованных на родине лишь в 1990 г. , поэме «Перекоп» (1928–1929). Контекст стихотворений «Юнкерам, убитым в Нижнем», «Корнилов», «Дон», «Кто уцелел – умрет, кто мертв – восстанет» из цикла «Лебединый стан» – народный плач об убитых сыновьях. Цветаева создает образ России-мученицы, России, обманутой самозванцем, над ней кружат вороны, а лебеди улетели.
Идет по луговинам лития.
Таинственная книга бытия
Российского – где судьбы мира скрыты -
Дочитана и наглухо закрыта.
И рыщет ветер, рыщет по степи:
– Россия! – Мученица! – С миром – спи!
Народные мотивы, фольклорные образы и преображенные авторским сознанием образы «Слова о Полку Игореве», ритм и настроение «Плача Ярославны» пронизывают стихотворения 1920 г.: «Буду выпрашивать воды широкого Дона», «Плач Ярославны», «Лжет летописец, что Игорь опять в дом свой…». Себя Цветаева называет «летописцем» разгромленного Белого похода.
Воссоединенная семья поселяется в предместье Праги. В пражский период Цветаева создает «Поэму Горы» и «Поэму Конца» (обе – 1924). В опубликованный в Берлине сборник «Ремесло» (1923) вошли стихотворения, написанные еще в России. В конце 1925 г. Цветаева переезжает в Париж. Парижский период творчества отражен в сборнике «После России» (1928, Париж). В эмиграции написаны также «Поэма воздуха», лирическая сатирическая поэма «Крысолов», драмы в стихах на античные темы – «Тезей» и «Федра» (1927).
Характерен диалог между Цветаевой и Маяковским о России и эмиграции, записанный ею через шесть лет: «28-го апреля 1922 г., накануне моего отъезда из России, рано утром, на совершенно пустом Кузнецком я встретила Маяковского.
– Ну-с, Маяковский, что же передать от Вас Европе?
– Что правда – здесь.
– Что же скажите о России после чтения Маяковского? – не задумываясь ответила:
– Что сила – там» .
Ее позиция не устраивала враждебно настроенные к Советской России круги русского зарубежья. Позже оправдавшиеся подозрения о причастности С. Эфрона к просоветской деятельности увеличили изоляцию Цветаевой. Сборник «После России (1922–1925)» (Париж, 1928) – последняя прижизненная книга Цветаевой. Она состоит из двух «Тетрадей». В «Тетрадку первую» вошли стихотворные циклы, написанные в Берлине и Праге в 1922–1923 гг., – «Сивилла», «Деревья», «Заводские», «Скифские», «Федра», «Провода», «Ариадна», «Поэты», «Ручьи». «Тетрадку вторую» составили стихотворения 1924–1925 гг, циклы «Час Души», «Магдалина», «Двое», «Жизни». Всего 170 стихотворений. Сборник заканчивался стихотворением:
Автор тяготеет к эпическому охвату современности, что отразилось и в циклизации стихотворений, и в созданных поэмах «Крысолов», «Попытка комнаты», «Лестница», «Новогоднее» , «Поэма воздуха», «Красный бычок». «Поэма Горы» и «Поэма Конца» образуют дилогию, объединенную темой любви и разлуки. Это история любви, оставившая след на всю жизнь в душах героев. Поэмы строятся на контрасте «земли» и «неба», «дома» и «любви», реальности и мечты. «Герой поэмы, – писала Цветаева в одном из писем, – хотел бы любви «по горизонтали» – любви обычной, земной, с домом и счастьем в доме. Для героини такая любовь неприемлема. <…> Любовь, в ее понимании, всегда вертикаль: вознесение и очищение» .
Сборник «После России» экспрессивно эмоционален, он поражает философской и духовной глубиной. Цветаева достигает острого психологизма, ее поэзия большого дыхания и сильных чувств раскрывает трагедию любви и одиночества в мире. Поэт и интуитивно проникает в суть вещей, и обладает глубинной философской мудростью, позволяющей заново называть предметы бытия, по-новому видеть повторяющийся из века в век любовный сценарий. Она не страшится кризисов, разлук, смерти, напротив, ей свойственно тяготение к пределу, но не зацредельности. Ее поэзия воплощает пограничные состояния личности и душевные переживания в моменты максимального эмоционального напряжения. Для передачи в художественном слове и образе этих состояний и переживаний Цветаева создает свой индивидуальный поэтический язык и синтаксис, с большим количеством тире, эмбажементов (переносов). Она прибегает к изобразительным звуковым повторам, контрастной звуковой инструментовке, аллитерации, ритмической изобразительности, авторским словообразованиям, чаще всего окказионализмам, реализует эстетические возможности неологизмов. Слова, создаваемые Цветаевой, «вновь и вновь подтверждают семантику личностного отношения к языку и свободу от его власти» .
Анализируя «Поэму воздуха», М. Гаспаров сделал интересные выводы о ее поэтике: «Разорванность; отрывистость; восклицательно-вопросительное оформление обрывков; перекомпоновка обрывков в параллельные группы, связанные ближними и дальними перекличками; использование двусмысленностей для создания добавочных планов значения; использование неназванностей, подсказываемых структурой контекста и фоном подтекста, – таковы основные приемы, которыми построена «Поэма воздуха». Отчасти это напоминает (не совсем ожиданно) технику раннего аналитического кубизма в живописи, когда объект разымался на элементы, которые перегруппировывались и обрастали сложной сетью орнаментальных отголосков. Для Цветаевой это не только техника, но и принцип: ее этапы перестройки объективного мира в художественный мир или «мира, как он есть» в «мир, каким он должен быть…» по [божьему?] замыслу – это (1) разъятие мира на элементы, (2) уравнивание этих элементов, (3) выстраивание их в новую иерархию. Работа, которая проследила бы средства, применяемые Цветаевой в этой последовательности, могла бы состоять из разделов: «Поэтика эллипса», «Поэтика парцелляции», «Поэтика анаколуфа», «Поэтика параллелизма», «Поэтика градации»» .
В первые годы эмиграции Цветаева активно участвовала в культурной жизни русского зарубежья, состояла в дружеских отношениях и переписке с Л. Шестовым, Д. Шаховским, Вл. Ходасевичем, В. Буниной, Ю. Иваском, А. Штейгером. Печаталась в «Верстах», «Ковчеге», «Числах» и других изданиях, но в наиболее авторитетных журналах русского зарубежья – «Современных записках» и «Последних новостях» ее стихи, как правило, не принимались. Книга стихов «После России» вызывала разные реакции. Положительно о ней отозвались М. Слоним, Вл. Ходасевич. Слоним определил цветаевский стиль как «кинетический», построенный на движении чувств и столкновении смыслов. Резко отрицательные отзывы принадлежали сторонникам классической школы стиха. Цветаеву упрекали в словесной и эмоциональной расточительности, анархичности, избыточной страстности. По разным причинам она оказалась в полной изоляции. В письме к писательнице А. Тесковой Цветаева писала в 1031 г.: «Все меня выталкивает в Россию, в которую – я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна». Внутренний драматизм передан в «Стихах к сыну» (1932) – «Нас родина не позовет!». Убеждая себя, что «тоска по родине» – «Давно разоблаченная морока», поэт испытывает невыразимое чувство боли:
Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей – поперек!
Родимого пятна не сыщет!
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все – равно, и все – едино.
Но если по дороге – куст
Встает, особенно – рябина…
Одиночество, бедность, тоска по родине, забота о сыне, верность мужу вынудили Цветаеву вернуться в 1937 г., в самое неблагоприятное для этого время, время разгула геноцида, репрессий и идеологического давления. С. Эфрон как участник одного из террористических актов за границей, организованных по указке ГПУ, по возвращении в Россию был расстрелян. Дочь Ариадна была сослана в лагеря. Но «Родина, – считала Цветаева, – не есть условность территории, а непреложность памяти в крови. Не быть в России, забыть Россию – может лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри – тот потеряет ее вместе с жизнью» . Судьба поэта, возвращение на родину стали поступком, реализующим смысл многих стихотворений, посвященных России. Цветаева не имела в Москве ни пристанища, ни работы, зарабатывала на жизнь литературными переводами. Однако она создает сильные антифашистские «Стихи к Чехии» (1939), проникнутые личным чувством неприятия этого (такого) мира в целом.
О, слезы на глазах!
Плач гнева и любви!
О, Чехия в слезах!
Испания в крови!
О, черная гора,
Затмившая – весь свет!
Пора-пора-пора
Творцу вернуть билет.
Отказываюсь – быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь – жить.
С волками площадей
Отказываюсь – выть.
С акулами равнин
Отказываюсь – плыть -
Вниз – по теченью спин.
Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один – отказ.
Ее поэтический мир включает в преображенном виде мир русской классики, особенно Ф. Достоевского (тема «возвращения билета» Творцу заимствована из романа «Братья Карамазовы») и А. Пушкина («Стихи к Пушкину», статьи и проза «Мой Пушкин», «Пушкин и Пугачев»).
В начале 1941 г. вместе с другими московскими писателями Цветаева эвакуировалась в Елабугу. После тщетных и унизительных попыток найти работу, она покончила с собой. Сын Георгий погиб на войне в 1944 г.
Даже ранней лирике Цветаевой было присуще напряжение силовых линий между двумя полюсами – жизни и смерти. Она обладала пророческим даром и без боязни заглядывала по ту сторону бытия. В декабре 1920 г. Цветаевой были написаны исповедально-трагические строки, которые в 1941 г. воплотятся в трагическую явь добровольно выбранной ею смерти:
Знаю, умру на заре! На которой из двух,
Вместе с которой из двух – не решить по заказу!
Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!
Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!
С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!
Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь
Бог не пошлет по мою лебединую душу!
Нежной рукой отведя нецелованный крест,
В щедрое небо рванусь за последним приветом.
Прорезь зари – и ответной улыбки прорез… -
Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!
Цветаева создала ряд оригинальных произведений в прозе: эссе-воспоминания о М. Волошине «Живое о живом», об А. Белом – «Пленный дух». Словесные портреты В. Брюсова, К. Бальмонта, Б. Пастернака шире жанра воспоминаний. Для театра-студии МХТ ею написано шесть пьес: «Червонный валет», «Метель» (обе в 1918), «Фортуна», «Приключение», «Каменный ангел», «Конец Казановы» (все в 1919). Личное и творческое неразрывно сплетены у Цветаевой. Читатель слышит ее голос, знает ее душу, которую она безбоязненно раскрыла:
Душа, не знающая меры,
Душа хлыста и изувера,
Тоскующая по бичу.
Душа – навстречу палачу,
Как бабочка из хризалиды!
Душа, не съевшая обиды,
Что больше колдунов не жгут,
Дымящая под власяницей…
Скрежещущая еретица, -
Саванароловой сестра -
Душа, достойная костра!
В письме 1924 г. она писала: «И – главное – я ведь знаю, как меня будут любить (читать – что) через сто лет!». Произведения Цветаевой переведены на все европейские языки. Возвращение ее наследия началось с 1956 г., после публикаций в альманахах «Литературная Москва» и «Тарусские страницы». В 1982 г. в Лозанне состоялся Четвертый международный симпозиум, посвященный творчеству Цветаевой, в 1992 г. в Москве и Париже были проведены международные конференции. Признанная одним из великих европейских поэтов XX в., Цветаева, отметил И. Бродский, «поэт крайностей только в том смысле, что «крайность» для нее не столько конец познанного мира, сколько начало непознаваемого. <…> Она поэт в высшей степени посюсторонний, конкретный, точностью деталей превосходящий акмеистов, афористичностью и сарказмом – всех. <…> Сила Цветаевой именно в ее психологическом реализме».
Сочинения
Цветаева М. Сочинения: В 2 т. М., 1980.
Цветаева М. Стихотворения и поэмы. Л., 1990.
Цветаева М.И. Сочинения: В 7 т. М., 1994–1995.
Цветаева М. Статьи об искусстве. М., 1991.
Цветаева М.И. Стихотворения и поэмы: В 5 т. New-York, 1989–1990.
Рильке P.M., Пастернак Б., Цветаева М. Письма 1926 года. М., 1990.
Литература
Белкина М. Скрещение судеб. М., 1988. Воспоминания о Марине Цветаевой. М., 1992.
Зубова Л.В. Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект. Л., 1989.
Кудрова И. Версты, дали… Марина Цветаева: 1922–1939. М., 1991.
Павловский А. Куст рябины: О поэзии Марины Цветаевой. Л., 1989.
Саакянц А. Марина Цветаева. Страницы жизни и творчества. 1910–1922. М., 1986.
Скоропанова И.С. М. Цветаева и Ф. Ницше // Научные труды кафедры русской литературы БГУ. Вып. I. Мн., 2002. С. 151–176.
Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой. Париж, 1988.
Из книги История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год [В авторской редакции] автора Петелин Виктор Васильевич Из книги Смутное время автора Валишевский КазимирVII. Марина Претендент уже вел деятельную переписку с Ярославлем, где сандомирский воевода с дочерью признали его без колебаний. Подобно своему предшественнику, он обращался к царице с очень нежными посланиями, а в Самбор, к жене воеводы, со словами утешения и ободрения.
Из книги 100 знаменитых женщин автораЦВЕТАЕВА МАРИНА ИВАНОВНА (род. в 1892 г. – ум. в 1941 г.) Выдающаяся русская поэтесса, автор лирической прозы, эссе об А. С. Пушкине и воспоминаний об А. Белом, В. Я. Брюсове, М. А. Волошине, Б. Л. Пастернаке и других поэтах. Осенним днем 1910 г. из ворот небольшого дома около
автора Захарова Оксана Юрьевна Из книги Русский бал XVIII – начала XX века. Танцы, костюмы, символика автора Захарова Оксана Юрьевна Из книги История человечества. Россия автора Хорошевский Андрей ЮрьевичЦветаева Марина Ивановна (Род. в 1892 г. – ум. в 1941 г.) Выдающаяся русская поэтесса, автор лирической прозы, эссе об А. С. Пушкине и воспоминаний об А. Белом, В. Я. Брюсове, М. А. Волошине, Б. Л. Пастернаке и других поэтах. Осенним днем 1910 г. из ворот небольшого дома около
Из книги Умирание искусства автора Вейдле Владимир Васильевич Из книги Стратегии гениальных женщин автора Бадрак Валентин ВладимировичМарина Цветаева Все, что я хочу от «славы», – возможно высокого гонорара, чтобы писать дальше. И – тишины. Марина Цветаева Не спи, не спи, художник, Не предавайся сну. Ты – вечности заложник У времени в плену. Марина Цветаева 26 сентября 1892 года – 31 августа 1941
Из книги Тайны серебряного века автора Терещенко Анатолий СтепановичЭфрон, Ариадна и Цветаева Ярким представителем серебряного века, таким, во всяком случае, считал себя Сергей Яковлевич Эфрон, ставший в 1912 году мужем поэтессы этого века Марины Цветаевой, судьбы которых, особенно в политическом окрасе, тесно переплелись в период
Из книги Супружеские измены автора Иванова Наталья ВладимировнаМарина Ивановна Цветаева Марина Цветаева Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – известная поэтесса Серебряного века. Среди сборников стихов следует отметить такие, как «Версты», «Ремесло», «После России». Однажды мать Цветаевой, Мария Александровна, записала в дневнике
Из книги Христианские древности: Введение в сравнительное изучение автора Беляев Леонид Андреевич Из книги Тайны смертей русских поэтов автора Куропаткина Марина ВладимировнаМарина Ивановна Цветаева. Последние дни По утверждению Елены Поздиной, старшего научного сотрудника Литературного музея Марины Цветаевой, находящегося в Елабуге, тщательно исследовавшей жизнь и творчество великой поэтессы, Марина Цветаева жила как поэт и умерла тоже
Из книги Женщины, изменившие мир автора Скляренко Валентина МарковнаЦветаева Марина Ивановна (род. в 1892 г. – ум. в 1941 г.) Выдающаяся русская поэтесса, автор лирической прозы, эссе об А. С. Пушкине и воспоминаний об А. Белом, В. Я. Брюсове, М. А. Волошине, Б. Л. Пастернаке и других поэтах.Осенним днем 1910 г. из ворот небольшого дома около
Из книги История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие автора Кузьмина СветланаМарина Цветаева Марина Ивановна Цветаева (1892, Москва – 1941, Елабуга) – самый искренний поэт XX в., чье художественное наследие вызывает всевозрастающий читательский интерес. Ее судьба воплощает трагизм истории русской культуры XX в. Творчество Цветаевой свидетельствует о
Из книги От каждого – по таланту, каждому – по судьбе автора Романовский Сергей ИвановичМарина Цветаева «В Бедламе нелюдей отказываюсь – жить» Марина Цветаева И. Бродский в одном из интервью уверенно назвал Марину Цветаеву самым крупным поэтом XX века. Причем не среди русских, а среди всех. Добавлю только, что у нее же была и самая тяжкая, нечеловечески
Из книги Хлыст [Секты, литература и революция] автора Эткинд Александр МарковичМАРИНА ЦВЕТАЕВА (1892-1941)
М. И. Цветаева - один из самых крупных поэтов XX в., талантливый прозаик-эссеист и блестящий критик. Ее дарование, сформировавшееся в атмосфере культурного ренессанса 1900-1910-х гг., отличалось редким даже по меркам Серебряного века богатством и разнообразием лирических воплощений. Одному из корреспондентов Цветаева писала: "Из меня, вообще, можно было бы выделить, по крайней мере, семь поэтов, не говоря о прозаиках... Поэтому-то я так и трудна - как целое для охвата и осознания" (из письма Ю. И. Иваску от 4 июня 1934 г.).
Доминирующая черта творческой личности Цветаевой - внутренняя независимость, принципиальная идеологическая и эстетическая неангажированность. Не принадлежа ни к каким направлениям и школам, Цветаева выработала свой, только ей присущий стиль лирического мышления и соответствующую ему экспрессивную манеру письма. Будучи неоромантиком по мироощущению, Цветаева была наделена тем экзистенциальным томлением, которое А. С. Пушкин назвал "духовной жаждой". Основным двигателем ее творчества, начиная с первых полудетских опытов и заканчивая предсмертными черновыми набросками, было стремление постичь и воплотить в слове "психейную" сущность бытия и "вещество существования" собственной души.
Творческая биография М. И. Цветаевой
Марина Ивановна Цветаева родилась в профессорской семье. Писать стихи начала с семи лет и сразу на трех языках - русском, немецком, французском. Обучалась в московских частных гимназиях, в пансионатах Швейцарии и Германии, в 16-летнем возрасте предприняла самостоятельную поездку в Париж и прослушала курс старофранцузской литературы в Сорбонне. Начало творческой деятельности Цветаевой связано с кругом московских символистов. Она дружили с поэтом Эллисом (Львом Кобылинским), участвовала в деятельности кружков и студий при издательстве "Мусагет". В 1910 г. Цветаева, будучи гимназисткой, выпустила за свой счет сборник стихов "Вечерний альбом". Книга не осталась незамеченной. На нее откликнулись М. А. Волошин, В. Я. Брюсов, Н. С. Гумилев.
"Она вся, - писал М. А. Волошин о книге, - на грани последних дней детства и первой юности. Если же прибавить, что автор ее владеет не только стихом, но и четкой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг, то это укажет, какую документальную важность представляет эта книга...""
Знакомство с Волошиным, переросшее в многолетнюю дружбу, имело судьбоносные последствия: именно в гостях у него в Коктебеле Цветаева встретилась в 1911 г. со своим будущим мужем - Сергеем Эфроном, союз с которым (и преданность этому союзу!) через 30 лет приведет ее жизнь к трагическому финалу.
Два последующих сборника "Волшебный фонарь" (1912) и "Из двух книг" (1913) перепевали мотивы первой книги. Однако уже в 1913 1915 гг. появляются стихотворения, которые невозможно спутать ни с чьими другими: "Вы, идущие мимо меня...", "Мне нравится, что вы больны не мной...", "Уж сколько их упало в эту бездну...", "Генералам 12 года" и др. Их своеобразие и сила заключены в умении передать остроту и интенсивность переживаний героини, не желающей мириться с заведенным порядком вещей: бестрепетностью чужого сердца, невозвратимостью прошлого и непреложностью смерти.
-1921 годы
Расцвет таланта Марины Цветаевой пришелся на переломную для России эпоху. В творчестве 1916-1921 гг. четко выделяются три темы, которые ярко высвечивают главные жизненные ценности Цветаевой - любовь, поэзия и Россия.
Содержание любовных стихотворений иногда оформлено как медитация ("Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе..."), но чаще это лирическое обращение: "Я -странница твоему перу...", "Писала на аспидной доске...", "Суда поспешно не чини...", "Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес...", "Пригвождена к позорному столбу...", "Не самозванка - я пришла домой..." и др.
Отношения, связывающие героиню Цветаевой с адресатами, отнюдь несводимы к стереотипам счастливой/несчастливой любви; чаще это установление новых - жизнетворческих или мифотворческих оппозиций. С одной стороны, это стремление завоевать чужую душу или, вернее, отвоевать ее у мира, Бога и смерти ("Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес...", 1916). В концепции любви (как и в концепции творчества) у Цветаевой большую роль играло понятие "чары", некоей неподвластной уму, иррациональной силы, действующей между людьми как закон притяжения. Вследствие этого стихи подчас превращаются в магическое средство, выступают в функции заговора, любовного приворота (например: "Чтобы помнил не часочек, не годок...", 1918). С другой стороны, это волевой импульс отречения от любимого, по не любящего. Ср. в стихотворении "И что тому костер остылый..." (1920):
Ужели в раболепном гневе За милым поползу ползком - Я, выношенная во чреве Не материнском, а морском!
Двуединство переживаний лирической героини оборачивается ее разладом не только с миром, но и с самой собой, проявляясь как напряженная внутренняя борьба. Причина подобной двойственности кроется в особенностях мироощущения поэта. Важнейшей константой внутреннего мира Цветаевой является безмерность чувств, стремление души выйти за пределы возможного. Вот почему главной коллизией ее любовных стихов становится несовпадение душ, несоразмерность масштабов своих и чужих чувств, противостояние или роковая разъединенность.
Важно отметить еще одну психологическую стратегию, связанную с воплощением любовных эмоций. Равнодушие возлюбленного, его нелюбовь воспринимаются Цветаевой в философском смысле как нарушение нормы человеческих отношений, высшей гармонии мира. Разбиваясь о "холодное сердце", она эту холодность ассоциирует с "черствостью и червоточиной" мира (ср. в стихотворении "Клонится, клонится лоб тяжелый...", 1918: "Друг равнодушный! - Так страшно слушать / Черную полночь в пустом дому!"). Поэтому-то героиня в знаменитом плаче "Вчера еще в глаза глядел..." (1920) не только возлюбленного вопрошает о причине разрыва, но и "овеществленное" бытие:
Спрошу я стул, спрошу кровать: "За что, за что терплю и бедствую?" "Отцеловал - колесовать: Другую целовать", - ответствуют.
В конце 1910-х гг. Цветаева ищет новые пути и способы лирического воплощения. Она все чаще объективирует переживания, отчуждая их от собственного сознания. Во-первых, поэт апеллирует к "вечным образам" мировой культуры, объединенным общей типологией. Так, мотив "любовного своеволия" разыгрывается на материале сразу нескольких исторических и литературных сюжетов ("Кавалер де Гриэ!..", "Димитрий! Марина! В мире..."; циклы "Дон Жуан", "Кармен", "Стенька Разин", "Марина"). Во-вторых, обращается к крупным жанрово-родовым формам - лирической драме и поэме.
В 1918-1919 г. Цветаева создает лирико-драматический цикл "Романтика", куда вошли шесть пьес: "Черный валет", "Метель", "Приключение", "Фортуна", "Каменный ангел", "Феникс". Три из них написаны на историко-мемуарной основе и посвящены эпохе Великой французской революции: именно на этом фоне любит, ностальгирует, прощается - и с любовью, и с жизнью - французская аристократия в "Приключении", "Фортуне" и "Фениксе". Параллели с русской революцией весьма прозрачны. Но в центре внимания поэта не исторические потрясения, а парадоксы и причуды любви, не связанной ни с какими житейскими, земными условиями. Так, Лозэн воплощает бессмертную силу "пассивной" красоты, вызывающей любовь всех женщин, "от горничной до королевы". Вне любовных перипетий немыслим и Казанова, хотя его образ - еще и символ уходящей эпохи, авантюрно-куртуазного XVIII в.
Поводом для увлечения театром были знакомство и дружба Цветаевой с актерами вахтанговской студии Московского художественного театра - П. Г. Антокольским, Ю. А. Завадским, С Е. Голлидэй, А. А. Стаховичем и др. По сути, пьесы были написаны специально для студийцев. Некоторые из них послужили прототипами персонажей ее лирических драм. В частности, образ старого Казановы из "Феникса" вдохновлен Алексеем Стаховичем, а Лозэна в "Фортуне" - Юрием Завадским.
В начале 1920-х гг. Цветаева пишет ряд "русских" поэм, жанр и фабула которых отсылают к фольклорным истокам. Поэма "Переулочки" (1920-1921) написана по мотивам русской былины "Добрыня и Маринка", но в жанровом отношении ориентирована не на былину, а на поэтику фольклорного заговора. Сюжет и жанр "Царь-девицы" (1920) и "Молодца" (1922) органически вплетены в пространство русской сказки, фабульную канву которой автор заимствует из сборника А. II. Афанасьева. В этих поэмах Цветаева воплощает свои представления о любви как о непознаваемой, инфернальной стихии, которая немыслима в рамках христианской морали, а отсюда и творческий выплеск в дохристианскую стихию фольклора. Неоязыческая концепция любви как губительного и одновременно возвышающего душу начала ярче всего раскрывается в поэме "Молодец", начатой в России и завершенной в эмиграции. Любовь предстает там как сверхчеловеческая, демоническая сила, в жертву которой героиня приносит и жизнь близких, и свою жизнь. Награда, искупающая эти невероятные жертвы, - блаженный взлет двоих "в высь", "в огнь синь" в финале поэмы.
Сквозной в творчестве Цветаевой является и тема поэзии, которая во второй половине 1910-х гг. воплощается в стихотворных обращениях к поэтам-современникам. Для Цветаевой сама принадлежность к "цеху" поэтов означала высшую степень родства, которому не могли помешать даже идеологические и политические разногласия. Оригинальная цветаевская концепция Поэта включает архетипический параметр, определяющий восприятие собратьев по перу как духовного братства.
"По существу, - утверждает Цветаева в статье "Эпос и лирика современной России", - нет поэтов, а есть поэт - один и тот же с начала и до конца мира, сила, окрашивающаяся в цвета данных времен, племен, стран, наречий, лиц..."
Вот почему в ее поэтических обращениях к О. Э. Мандельштаму, А. А. Блоку, А. А. Ахматовой, В. И. Иванову, Б. Л. Пастернаку, М. А. Волошину, К. Д. Бальмонту, Р. М. Рильке, В. В. Маяковскому, М. А. Кузмину не просто дается оценка их личности и творчества, а формируется архетип Поэта в разнообразии его трансформаций. При этом Цветаева сумела увидеть каждого из названных поэтов как некую творческую безусловность, абсолютное чудо. Цветаева воспринимала поэтов и их творчество не как эстетическое, а скорее, как стихийное явление, саму жизнь (вспомним ее рассуждение в статье "Световой ливень" о пастернаковском "дожде" как о большей реальности, чем настоящий дождь). Поэтому лирические обращения к собратьям по перу для нее были тем виртуальным пространством, в котором она могла утверждать истинный - надбытийный - статус поэта, уяснять самой себе и разъяснять другим чудесность феномена поэта. Среди посланий к собратьям по перу особняком стоят циклы второй половины 1910-х гг. - "Стихи к Блоку" (1916-1921) и "Ахматовой" (1916). Если другие поэты-адресаты изначально мыслятся как равноправные собеседники, то Блок и Ахматова предстают в стихотворениях, им посвященных, едва ли не культовыми фигурами.
Так, Блок воспринимается Цветаевой как "божество" поэзии, современный Орфей. Диалог на равных с ним немыслим, ему можно только "издали поклониться", и весь цикл представляет собой такое поклонение "издали". Прославляя адресата, автор не жалеет высоких эпитетов и сакральных сравнений. Лирический герой цикла - и "солнце светоносное", и "Божий праведник", и "рыцарь без укоризны", и "Вседержитель души"... В итоге создан не портрет, а икона, не живое лицо, а "восковой лик", не человек, а ангел с "поломанными крыльями". Возникает вопрос: почему Цветаева, нарушая вторую заповедь ("не сотвори себе кумира"), столь молитвенно преклоняется перед Блоком? И почему за пять лет до его смерти она фактически отпевает его в стихах ("Думали - человек!..", 1916)?
Дело в том, что в представлении Цветаевой Блок - поэт-мессия - по отношению к России выполнял ту же пророческую и искупительную миссию, что и Спаситель по отношению к миру. Отсюда его "отождествление" с образом Иисуса Христа с его смертью и воскресением. Отсюда же текстовые и жанровые отсылки к церковным ритуалам и молитвам. Так, стихотворение "Ты проходишь на Запад Солнца..." (1916) почти целиком построено на цитатах из древнего христианского гимна "Свете тихий", исполняемого во время вечерни. Когда Блок умер, Цветаева в своем дневнике записала (от 30 августа 1921 г.):
"Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил. Мало земных примет, мало платья. Он как-то сразу стал ликом, заживо-посмертным (в нашей любви). <...> Весь он - такое явное торжество духа, такой - воочию - дух, что удивительно, как жизнь - вообще - допустила... Смерть Блока я чувствую как Вознесение".
Заключительные семь стихотворений цикла отражают "надмирность" Блока и его сакральную связь с Россией. Кульминацией этого мотива становятся строки финального реквиема: "Русь - Пасхою к тебе плывет,/Разливом тысячеголосым".
Посвящения Ахматовой в одноименном цикле так же, как и "Стихи к Блоку", отражают "преклоненное" отношение автора к адресату, хотя этот "культ Ахматовой" сложился посредством не ее "сакрализации", а "демонизации". Цветаева разбивает сложившийся стереотип восприятия Ахматовой как символа кротости и женственности. В цикле она показала "дионисийско-демонический" лик героини:
Ты, срывающая покров С катафалков и колыбелей, Разъярительница ветров, Насылательница метелей,
Лихорадок, стихов и войн.
- - Чернокнижница! - Крепостница!
- ("Ты, срывающая покров...", 1916)
Однако в художественном воображении автора Ахматова-"чернокнижница" уживается со "Златоустой Анной всея Руси". В этом соседстве Цветаева отчасти отразила парадоксальное сплетение в ранней лирике адресата христианских и фольклорных мотивов. По основная причина мифологизации образа Ахматовой связана не столько с ее личностью (их личное знакомство произойдет только в 1940 г.), а с огромным экстатическим впечатлением от чтения ахматовских стихов, ощущением лирической силы и той иррациональной власти, которую Цветаева в любви и искусстве называла "чарой".
В целом "блоковский" и "ахматовский" циклы отражают представления Цветаевой о поэзии как о начале, имеющем сакральную и магическую природу. Отсюда та атмосфера молитвенного или оккультного поклонения, окружающая образы "певцов". Отсюда и культивирование, выступающего как фонетический "зародыш" метафорических смыслов головного стихотворения в каждом из циклов. Выстраивание фоносемантических цепочек на основе "звукового слепка" центрального образа произведения, станет одним из принципов поэтики зрелой Цветаевой.
Тема России в дореволюционной поэзии Цветаевой ярче всего воплотилась в цикле "Стихи о Москве" (1916). Воспевая родной город, поэтесса выделяла несколько ценностных аспектов. Во-первых, Москва - это православная святыня, город-храм. Центральный образ цикла - сорок сороков церквей. Звуковой символ Москвы - "колокольный гром". Во-вторых, Москва - "сердце России", город-дом, приют для бездомных и обездоленных:
- - Москва! - Какой огромный Странноприимный дом! Всяк на Руси - бездомный. Мы все к тебе придем.
- ("Москва! - Какой огромный...", 1916)
В-третьих, для лирической героини Москва - родная земля в самом исконном и интимном смысле этого понятия, место ее рождения и будущего упокоения ("Где и мертвой - мне / Будет радостно"). В итоге в цикле воссоздается собирательный образ благодатного "нерукотворного града" (наподобие "Небесного Града" Блаженного Августина). Лирическая героиня, ощущая себя бескорыстной владелицей Москвы, щедро одаривает дорогих ей людей:
Из рук моих - нерукотворный град Прими, мой странный, мой прекрасный брат. <...>
И на тебя с багряных облаков Уронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил..."
("Из рук моих - нерукотворный град...", 1916)
Все меняется после 1917 г. Знаменательно, что внешние события вплоть до прихода к власти большевиков редко становились объектом лирической рефлексии Цветаевой. Первая мировая война почти не отразилась в ее творчестве (исключение составляет стихотворение "Белое солнце и низкие, низкие тучи..."). Февральская революция вызвала единичные отклики ("Пат без славы / Орел двуглавый. / - Царь! - Вы были неправы"). И только Октябрьский переворот и последовавшая за ним гражданская война, воспринятые Цветаевой как историческая и личная катастрофа, стали одной из важнейших тем ее лирики. При этом бросается в глаза мировоззренческий и стилевой перелом: в стихах о России периода 1917-1921 гг. классическая плавность уступает место сжатой экспрессии, литературная стилизация сменяется народной "молвью", восторженное преклонение перед Москвой - отречением от нес и гневными филиппиками (в духе Маяковского) в адрес застрельщиков "смутного времени":
Стойла - в соборы! Соборы - в стойла! В чертову дюжину - календарь! Нас под рогожу за слово: царь!
("Кровных коней запрягайте в дровни!", 1918)
Причины, вызвавшие этот перелом, многообразны. Здесь и личные трагические события: разлука с мужем, воевавшим на стороне белых; жестокий голод, разруха; смерть младшей дочери, болезнь старшей... Здесь и открытие для себя реалий пореволюционной России. Поездки по стране (в Крым осенью 1917 и в Тамбовскую губернию за продуктами осенью 1918 г.) помогли Цветаевой "изнутри" понять, что происходит со страной и людьми. В итоге у нее складывается концепция революции как взрыва стихийных сил, разгула страстей. Однако страсти эти - закономерны, а законы - извечны. "Революция, - писала она Р. М. Рильке, - это страна со своими собственными - и вечными -законами".
У Цветаевой в отличие от Блока (с его концепцией стихии как очистительного шквала истории) и Волошина
(с его позицией "над схваткой") сформировалось резко негативное отношение к "русскому бунту". Тем не менее она чувствовала себя таким же "проводником" революционной стихии, как, например, Маяковский. Это понимание через много лет отразится в статье "Поэт и время" (1932): "Признай, минуй, отвергни Революцию - все равно она уже в тебе - и извечно (стихия)".
"Интимный контакт со своим временем" (И. А. Бродский) Цветаева ощущает прежде всего на уровне языка. Когда в эмиграции Цветаеву спросят, откуда в ее творчестве взялись народные интонации, она, по свидетельству дочери, Ариадны Эфрон, ответит: "России меня научила Революция". Кроме того, в ее очерке "Вольный проезд" есть примечательное суждение: "Большевики мне дали хороший русский язык (речь, молвь)... Очередь - вот мой Кастальский ток! Мастеровые, бабки, солдаты..."
Стихи о гражданской войне Цветаева объединила в сборник "Лебединый стан" (1921), который при жизни опубликован не был и до российского читателя дошел сравнительно недавно. Стержневым в сборнике стал мотив жертвенного подвига Белой армии:
Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу - грудь и висок. <...>
Не лебедей это в небе стая: Белогвардейская рать святая Белым видением тает, тает...
("Белая гвардия, путь твой высок...", 1918)
Собирательный образ белогвардейской армии романтически приподнят и мифологизирован: "Старого мира - последний сон: / Молодость - Доблесть - Вандея - Дон". Высокий тон и трагический пафос сборника обусловлен сознанием обреченности "белого похода" и готовностью его участников к мукам и гибели. Подчас авторские предчувствия кристаллизуются в страшных и, как покажет будущее, пророческих видениях: "И страшные мне снятся сны: / Телега красная, / За ней - согбенные - моей страны / Идут сыны" ("Взятие Крыма", 1920). Однако если бы Белая армия одерживала победы, эмоциональный тон сборника, наверняка, не был бы столь патетичным. Один из важнейших нравственных императивов Цветаевой - стремление всегда идти против течения. Еще в ранней молодости она сформулирует свое кредо:
"Идти прогни вот мой девиз! <...> Против язычества во времена первых христиан, против католичества, когда оно сделалось господствующей религией, <...> против республики за Наполеона, против Наполеона за республику, против капитализма во имя социализма <...>, против социализма, когда он будет претворен в жизнь, против, против, против!""
В 1921 г. этот девиз корректируется. В стихотворении "Роландов рог" поэт выдвигает антиномическую формулу взаимоотношения с миром: "Одна из всех - за всех - всех", подразумевающую не только бунт, но и самоотверженную (жертвенную, поскольку "одна"!) защиту все тех же "всех". Вот почему она воспевает Белое движение именно тогда, когда оно терпит поражение. Отсюда эпиграф: "Добровольчество - это добрая воля к смерти..." Однако когда войска Мамонтова подходили к Москве (осенью 1918 г.), Цветаева тут же, загодя, принялась просить о прощении бунтовщиков. По ее этическому кодексу милосердие выше ненависти и "выше справедливости":
Царь! Господь тебе отплатит! С нас сиротских воплей - хватит! Хватит, хватит с нас покойников! Царский Сын, - прости Разбойнику!
("Царь и Бог! Простите малым...", 1918)
Поэт всегда на стороне поверженных: "Прав, раз обижен", "сын, раз в крови". В одном из последних стихотворений "Лебединого стана" ("Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь...", 1920) Цветаева, как бы подводя итоги эпохе раскола, изображает гражданскую войну как братоубийственную бойню, в которой нет ни правых, ни виноватых, ни своих, ни чужих... Есть только убитые сыновья одной матери - России:
Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь! То шатаясь причитает в поле - Русь. Помогите - на ногах нетверда! Затуманила меня кровь - руда! <...>
Белый был - красным стал: Кровь обагрила. Красным был - белый стал: Смерть побелила.
Не случайно стихотворение написано в жанре похоронного причета, а три последующих (заключительных) стихотворения "Лебединого стана" отсылают к плачу Ярославны и "Слову о полку Игореве". Трагедийное звучание слова, пронизанное фольклорной интонацией "рыдания", причитания, останется у Цветаевой навсегда.
К началу 1920-х гг. поэзия Цветаевой достигает своего истинного расцвета. Стихотворения, входящие в циклы "Ученик", "Марина", "Разлука", "Отрок", "Хвала Афродите", станут классическими образцами русской лирики XX в. Но в эпоху военного коммунизма стихи не печатались. Только в 1921 г. выходит сборник "Версты" ("Версты"-П), в составе которого любовные и философские стихотворения 1917-1920 гг. - малая часть того, что было создано Цветаевой за восемь лет.
П ервая посмертная книга стихов Марины Цветаевой «Избранное» увидела свет в СССР в 1961 году, через 20 лет после гибели автора и почти через 40 лет после предыдущего издания на родине. К моменту выхода «Избранного» немногие читатели помнили молодую Цветаеву и почти никто не представлял, в какого масштаба фигуру она превратилась, пройдя свой трагический путь.
Первые книги Марины Цветаевой
Марина Цветаева родилась 8 октября 1892 года в Москве. Ее отец Иван Цветаев - доктор римской словесности, историк искусства, почетный член многих университетов и научных обществ, директор Румянцевского музея, основатель Музея изящных искусств (ныне - Государственный музей изобразительных искусств им. Пушкина). Мать Мария Мейн была талантливой пианисткой. Лишенная возможности делать сольную карьеру, она вкладывала всю энергию в то, чтобы вырастить музыкантов из своих детей - Марины и Анастасии.
Иван Цветаев. Фотография: scientificrussia.ru
Анастасия и Марина Цветаевы. Фотография: 1abzac.ru
Мария Мейн. Фотография: alexandrtrofimov.ru
Позже Марина писала о матери: «Весь дух воспитания - германский. Упоение музыкой, громадный талант (такой игры на рояле и на гитаре я уже не услышу!), способность к языкам, блестящая память, великолепный слог, стихи на русском и немецком языках, занятия живописью» . После смерти матери – Марине Цветаевой на этот момент было 14 лет – занятия музыкой сошли на нет. Но мелодичность осталась в стихах, которые Цветаева начала писать еще в шестилетнем возрасте – сразу на русском, немецком и французском языках.
Когда я потом, вынужденная необходимостью своей ритмики, стала разбивать, разрывать слова на слога путем непривычного в стихах тире, и все меня за это, годами, ругали я вдруг однажды глазами увидела те, младенчества своего, романсные тексты в сплошных законных тире - и почувствовала себя омытой, поддержанной, подтвержденной и узаконенной - как ребенок по тайному знаку рода оказавшийся - родным, в праве на жизнь, наконец!
Марина Цветаева. «Мать и музыка»
В 1910 году Цветаева издала за свой счет первый поэтический сборник «Вечерний альбом». Отправила его на отзыв мэтру - Валерию Брюсову . Поэт-символист упомянул о молодом даровании в своей статье для журнала «Русская мысль»: «Когда читаешь ее книгу, минутами становится неловко, словно заглянул нескромно через полузакрытое окно в чужую квартиру и подсмотрел сцену, видеть которую не должны бы посторонние» .
На «Вечерний альбом» также откликнулись в печати Максимилиан Волошин и Николай Гумилев . В Коктебеле, в гостях у Волошина, Марина познакомилась с Сергеем Эфроном, сыном революционеров-народовольцев Якова Эфрона и Елизаветы Дурново. В январе 1912-го они обвенчались, а вскоре вышли две книги с «говорящими» названиями: «Волшебный фонарь» Цветаевой и «Детство» Эфрона. Следующий цветаевский сборник «Из двух книг» был составлен из ранее опубликованных стихов. Он стал своего рода водоразделом между мирной юностью и трагической зрелостью поэта.
«Возмутительно большой поэт»
Первую Мировую войну маленькая семья – в 1912 году родилась дочь Ариадна – встретила в доме в Борисоглебском переулке. Сергей Эфрон готовился к поступлению в университет, Марина Цветаева писала стихи. С 1915 года Эфрон работал на санитарном поезде, в 1917-ом был мобилизован. Позже он оказался в рядах белогвардейцев, из Крыма с остатками разгромленной белой армии перебрался в Турцию, затем в Европу. Марина Цветаева, не получавшая в годы Гражданской войны известий от мужа, оставалась в Москве – теперь уже с двумя детьми.
Марина Цветаева и Сергей Эфрон. Фотография: diwis.ru
Дочери Марины Цветаевой – Ариадна и Ирина Эфрон. Фотография: alexandrtrofimov.ru
Сергей Эфрон, Марина Цветаева с Георгием (Муром) и Ариадна Эфрон. Фотография: alexandrtrofimov.ru
В это время она сблизилась со студийцами-вахтанговцами (будущая Третья студия МХАТ), «прописавшимися» в Мансуровском переулке. Среди ближайших друзей Цветаевой были поэт Павел Антокольский, режиссер Юрий Завадский, актриса Софья Голлидэй. Для них и под влиянием обожаемого «поэтического божества» - Александра Блока - Цветаева написала «романтические драмы». Их легкий изящный слог уносил молодую поэтессу в прекрасные дали, прочь от замерзающей военной Москвы.
В феврале 1920 от голода умерла младшая дочь Марины Цветаевой. Спустя год из-за границы пришла весточка от Эфрона, и Цветаева решила ехать к нему. В мае 1922 года супруги встретились в Берлине. Берлин начала 1920-х годов был издательской Меккой русской эмиграции. В 1922–1923 годах у Марины Цветаевой здесь вышло 5 книг. Чуть раньше в Москве были опубликованы сборник «Версты», драматический этюд «Конец Казановы» и поэма-сказка «Царь-девица» - таким получилось прощание с Россией.
Сергей Эфрон учился в Пражском университете, который предлагал беженцам из России бесплатные места, Марина с дочерью отправились за ним в Чехию. Снимать квартиру в Праге было не по карману, поэтому несколько лет ютились в окрестных деревнях. Цветаеву печатали. В Чехии родились «Поэма горы» и «Поэма конца», «русские» поэмы-сказки «Мо́лодец», «Переулочки», драма «Ариадна», был начат «Крысолов» - переосмысление немецкой легенды о крысолове из города Гаммельн. В чешской эмиграции начался эпистолярный роман Цветаевой с Борисом Пастернаком, длившийся почти 14 лет.
«Она была одно страдание»
В 1925 году семья Цветаевых-Эфронов, уже с сыном Георгием, перебралась в Париж. Столица русского зарубежья встретила их, на первый взгляд, приветливо. С успехом прошел поэтический вечер Цветаевой, ее стихи публиковали. В 1928 году в Париже вышла книга «После России» - последний прижизненно изданный сборник поэта.
Но разногласия между независимой Мариной Цветаевой и русской интеллигенцией старой закалки становились все более явными. Ее нравы слишком отличались от привычек мэтров, которые здесь царствовали: Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус , Владислава Ходасевича и Ивана Бунина . Цветаева перебивалась случайными заработками: читала лекции, писала статьи, делала переводы. Ситуацию усугубляло то, что эмигранты, в большинстве не принявшие революцию, смотрели косо на Сергея Эфрона. Он стал открытым сторонником большевизма, вступил в ряды «Союза возвращения на родину». Эфрон настаивал, что попал в стан белогвардейцев почти случайно. В 1932 году он подал прошение, чтобы получить советский паспорт, и был завербован НКВД.
Марина Цветаева. 1930. Фотография: alexandrtrofimov.ru
Марина Цветаева с дочерью Ариадной. 1924. Фотография: alexandrtrofimov.ru
Георгий Эфрон. Париж. 1930-е. Фотография: alexandrtrofimov.ru
Первой в марте 1937 года в Москву уехала Ариадна Эфрон. Выпускница Высшей школы Лувра, историк искусства и книжный график, она устроилась в советский журнал, который выходил на французском языке. Много писала, переводила. Осенью 1937 года, после участия в устранении советского агента-невозвращенца, бежал в Москву Эфрон. Его поселили на даче в Болшеве, и жизнь, казалось, наладилась.
Марина Цветаева не разделяла восторгов своей семьи и надежд на счастливое будущее в Советском Союзе. И все-таки в июне 1939 года приехала в СССР. Через 2 месяца арестовали Ариадну, а еще через полтора - Сергея Эфрона. Для Марины и четырнадцатилетнего Георгия – по-домашнему Мура – начались мытарства. Жили они то у родственников в Москве, то на даче писательского Дома творчества в Голицыне. Пытались добиться свидания с родственниками или хоть что-то узнать о них.
С большим трудом и не сразу удалось снять комнату, где Цветаева продолжала работать. Зарабатывала на жизнь переводами. В 1940 году вышла рецензия критика Зелинского, заклеймившего предполагавшуюся к выпуску книгу Цветаевой страшным словом «формализм». Для поэта это значило закрытие всех дверей. 8 августа 1941-го, в разгар фашистского наступления на Москву, Цветаева с сыном отправились с группой писателей в эвакуацию в волжский город Елабуга. Провожать их на речной вокзал пришли Борис Пастернак и молодой поэт Виктор Боков.
«Она совсем потеряла голову, совсем потеряла волю; она была одно страдание» , - рассказывал позже в письме Мур о последних днях матери. 31 августа Марина Цветаева покончила с собой. В предсмертных записках она просила позаботиться о сыне. Георгий Эфрон погиб на фронте в 1944 году. Его отца расстреляли в октябре 1941-го, в 1956-ом реабилитировали посмертно. Ариадна Эфрон была реабилитирована в 1955 году. После возвращения из ссылки она занималась переводами, готовила к изданию произведения Марины Цветаевой, и писала воспоминания о ней.
